Теюе проды?После ночей мордора идут, кажись, ночи Лориэна)))Или ночи Рохана? Хотя нет, роханцы его позже отделывать будут, нэээ?
Александр Делавер
+безликий+
Сообщение: 238
Одежда: Одет просто, футболка и джинсы. Всегда ходит с сумкой и фотоаппаратом.
Репутация:
2
Отправлено: 04.04.09 12:51. Заголовок: ну, судя по тому, чт..
ну, судя по тому, что было тут... я бы сказал, что ночи Рохана из другой "эпопеи" XDD
ну, просто эта часть как-то неказисто закончилась... мне это не понравилось... где счастливый конец? где, кончили одновременно наражали кучу детишек и умерли в один день?
- ...При вашем ханжеском отношении к сексу соблазнить эльфа - задача почти непосильная. Желаю тебе когда-нибудь испробовать это на собственной шкуре.
Тиамат, "Ночи Мордора", часть 5
Глаза под бархатистыми черными ресницами, уголки чуть подняты к вискам. Цветом как небо, отражающееся в море. Как море, ласкающее песчаные отмели. Кажется, эти густые ресницы должны так же шуршать при каждом взмахе, как морские волны, набегающие на песок. Тонкие изогнутые брови, как длинные боевые луки с узором из черненого серебра. Светлые волнистые локоны, как поля валинорской пшеницы под западным ветром. Упрямо сжатые губы, как створки раковины, за которыми прячется драгоценный жемчуг. Мраморная кожа, на щеках тронутая деликатным румянцем. От волнения или смущения она мгновенно вспыхивает, как будто плеснули вина в бокал из молочного стекла, как будто зажгли свечу в фонарике из белой бумаги. И звук его имени, как шелест листвы в лунную ночь.
Гилморн.
Он так красив, что я впервые пожалел, что рукам моим больше привычны меч и копье, чем кисти и краски. Я не художник и никогда им не был, но теперь я втайне мечтаю когда-нибудь перенести это лицо на холст, чтобы со стены моей комнаты на меня смотрел взгляд лукавых голубых глаз. Или я подарил бы портрет ему, чтобы взор его осветился радостью.
Он хорош собой, как девушка. Как-то я сказал ему об этом, просто само сорвалось с языка. Он рассмеялся и ответил, подмигнув: "Хочешь нарядить меня в платье? Это было бы забавно..." Я смутился и еще несколько дней сожалел о своем глупом замечании. Ведь он нэр, мужчина, такая жесткая складка губ не может принадлежать девушке. И такого взгляда у девушек не бывает - решительного, сурового. А его сильные маленькие руки - это руки воина, умелые в обращении с луком и кинжалом. И его гибкая, стройная фигура совсем не похожа на девичью: широкие плечи, узкие бедра, плоский живот. Лишь талия такая же тонкая, как бывает у девушек, я, наверное, могу обхватить ее одной рукой.
Он кажется таким хрупким, что хочется обнять его и защитить от всего мира. Быть с ним рядом всегда, чтобы больше никто и никогда не посмел причинить ему вред. Но он вовсе не слаб и не беззащитен, он как лоза, которая под порывами урагана гнется, но не ломается. В нем чувствуется сильная воля и дух, который сломить невозможно. При мысли, сколько ему пришлось пережить, слезы набегают у меня на глаза, и руки сами собой сжимаются в кулаки, так что ногти впиваются в ладони.
В такие минуты я едва превозмогаю желание прижать его к сердцу. Он не любит чужих прикосновений, вздрагивает и заливается краской. Если я беру его за руку, он отводит глаза и высвобождается мягко, но решительно. А однажды, когда я приобнял его за плечи, показывая, как натягивать тяжелый осадный лук, он задрожал под моими руками и чуть не потерял сознание. Я клял последними словами свою душевную черствость, глядя на его пылающие от стыда щеки, слушая его сбивчивое дыхание. Надо быть глупцом, чтобы не понять, что прикосновения мужчин внушают ему отвращение. И с тех пор я смирял подобные проявления дружеской приязни. Я бы скорее еще раз схватился с балрогом, чем причинил боль моему другу.
Он почти всегда печален. Улыбается только мне. Я знаю, что грызет его сердце, отчего печаль омрачает его прекрасное лицо. Сознание того, что я не могу исправить причиненное ему зло, вызывает у меня боль. Я предлагал ему пойти к Элронду, он целитель не только тел, но и душ и мог бы помочь ему прогнать страшные воспоминания, облегчить его страдания. Но он отказался с вымученной улыбкой:
- Не стоит. Осанвэ может открыть такое, что лорду Полуэльфу вовсе не хотелось бы видеть.
Эльдар Имладриса его недолюбливают, хотя и стараются скрыть свою неприязнь. Их многое раздражает: например, привычка вставлять в разговор слова грубого языка людей, который не все из нас понимают; манера в разговоре касаться руки или плеча собеседника, вставать к нему слишком близко, смотреть пристально в глаза; снисходительная усмешка, часто искривляющая его губы, и выражение лица, будто он знает что-то такое о жизни, чего не знают другие; даже вульгарное украшение в его ухе, которое он и не думает снимать.
Я опасаюсь, что он все замечает, несмотря на то, что они ведут себя с ним приветливо и ровно, и нарочно их дразнит. Он бывает насмешлив и резок, а иногда высокомерен. Только я знаю, что так он пытается скрыть свою уязвимость, заглушить свою боль. Он словно в каждый момент ждет удара и готовится его отразить. Против воли я вспоминаю слова, которые шептал Лаэллин в горячечном бреду, и жуткие видения встают перед моим мысленным взором, и я не могу их отогнать: каменные подвалы, железные решетки, скованное обнаженное тело, отданное на поругание слугам Саурона... Но он не хочет, чтобы его жалели. По молчаливому уговору мы никогда не вспоминаем о том, что он был в плену, и я раньше отрежу себе язык, чем хоть одно слово жестокого напоминания сорвется с моих губ. Другие тоже не расспрашивают его. Никто не хочет думать о том, каково пришлось созданию Света под крылом Тьмы. Они предпочитают видеть перед собой лишь надменного лихолесского синда.
Они не знают другого Гилморна - такого, каким его вижу я. Моего друга, который умеет шутить и смеяться добродушно, а не зло. А когда он улыбается робкой, смущенной улыбкой, опустив ресницы, я чувствую, что мое сердце тает, как лед под палящим солнцем. Он мог бы попросить меня о чем угодно, я бы сделал для него все. Но сейчас ему нужен только покой и дружеское участие.
Мне нравится делать ему подарки. Он так любит серебро и драгоценные камни, красивую вышивку и тонкое стекло, старинные кинжалы и легкие тисовые луки. Я даже подарил ему сережку взамен той, с которой он вернулся из плена, хоть сережки носят только нисси и варвары с юга. Я давно уговаривал его избавиться от этой вещи, но он не соглашался.
- У меня красивые уши, а сережка привлекает к ним внимание.
И тогда я своими руками сделал для него колечко из мифрила и украсил его затейливой резьбой и аквамарином под цвет его глаз. Улыбка моего лихолесского друга была для меня лучшей наградой. С восхищенным возгласом он примерил мой подарок у зеркала, а потом долго смотрел на сережку из черненого серебра с зеленой эмалью в своей ладони.
- Так много воспоминаний, - прошептал он и взмахнул рукой. Миг - и крошечное колечко исчезло в бурном потоке. - Если бы от них было так же легко избавиться.
После нашего разговора в ночь, когда мы напали на крепость и вывели оттуда пленных эльдар, мы с ним очень быстро сблизились. Вначале я боялся, что ему будет тяжело видеть меня - второго из эльдар, кто знал его страшную тайну. Тогда я думал: он улыбается мне, потому что считает, что обязан быть приветливым со своим спасителем? Или он действительно рад меня видеть? Потом все сомнения меня покинули, и я почувствовал, как узы дружбы между нами крепнут день ото дня. Я пригласил его погостить в Имладрисе, не только потому, что не хотел с ним расставаться, а потому еще, что надеялся на помощь Элронда, на целительную силу дружеского общения и новых впечатлений.
Телесно он пострадал меньше остальных, которых заставляли работать в шахтах, хотя обращались и кормили на удивление сносно. Но дух его был подавлен постигшими его несчастьями. Когда мы поднялись в лодках вверх по Андуину и достигли Лориэна, где оставили ослабевших эльдар набираться сил, я предложил ему не возвращаться пока в Лихолесье. Иногда тому, кто пережил несчастье, тяжело бывать в родных местах, где все говорит о былых днях безмятежной радости. Ему нужно было отвлечься от грустных мыслей, а что может послужить этому лучше, чем вид серебристых водопадов Имладриса, его садов, мраморных куполов, воздушных мостов и галерей. И тогда он послал во владения Трандуила весточку о своем спасении и отправился со мной.
Уже три месяца он в Имладрисе. Я стараюсь делать все, чтобы развлечь его и доставить ему радость. Он любит прогулки по лесам вдвоем, катание в лодках, любит, когда я учу его обращаться с мечом, когда я вспоминаю о Валиноре, о Гондолине, о Войне Гнева. Глаза его горят, когда он просит: "Дэл, расскажи мне про Манвэ! Ведь ты его видел?" Опять это прозвище, которое он мне дал и от которого никак не хочет отвыкнуть: мое единственное за всю жизнь эпессе. "Я хочу, чтобы никто к тебе не обращался так, как я". Когда он хочет меня подразнить, то называет "Глорфи", и тогда я не могу удержаться от смеха, так забавно это звучит. Раньше я никогда не был веселым и смешливым, но ему легко меня рассмешить. Он умеет изрекать с серьезным видом всякие глупости, а еще он остер на язык и за словом в карман не лезет. Иногда шутки его выходят за рамки общепринятых приличий, но даже тогда я не могу на него сердиться. Сердиться на него совершенно невозможно, на укоризненные взгляды он отвечает веселой улыбкой и невинным хлопаньем ресниц.
Временами я все-таки удивляюсь этому. Я слышал, что лихолесские синдар и нандор отличаются свободными обычаями и легким нравом, даже по сравнению с галадрим, а уж тем более с сумрачными нолдор. Но странно слышать в речи эльда отзвуки цинизма и непристойной грубости людей. Я страшусь думать, что влияние смертных было слишком сильным, что оно могло хоть как-то отразиться на натуре Перворожденного, и я прошу Валар, чтобы они помогли ему поскорее от него избавиться. Пусть следы, которые оставила на нем Тьма, будут стерты как можно быстрее.
Мы проводим очень много времени вместе, расставаясь, лишь когда военные дела требуют моего присутствия. Но иногда он ищет уединения, и в последнее время это происходит все чаще. Он прячется от всех, даже от меня, и я стараюсь его не тревожить, хотя мне не хочется оставлять его одного, наедине со своими мыслями. Когда я нахожу его где-нибудь в беседке у водопада, его невидящий взгляд устремлен в пространство, а ресницы влажны, будто бы от водяной пыли, рассеянной в воздухе. Но я уверен, что если проведу по ним языком, то эта влага окажется солона, как морская вода.
- Друг мой, что тебя тревожит?
Я долго собирался с духом, чтобы начать этот разговор. Кажется, что проще - сесть рядом с ним на скамью, улыбнуться ласково, заглянуть в лицо и задать простой вопрос, исполненный дружеского участия. Но кто осудит меня за то, что я так долго не решался бередить его душу, растравлять его раны... Лишь одна только мысль подтолкнула меня: Гилморн должен знать, что его друг волнуется и печалится о нем.
- Когда я привез тебя сюда, то думал, что время будет для тебя лучшим целителем. Но прошло уже много дней, а ты все больше замыкаешься в себе и погружаешься в отчаяние все глубже. Скажи, Гилморн, что тебя гнетет? Может быть, имладрисские эльдар неприветливы с тобой? Или ты тоскуешь по Лихолесью?
- Ах, не спрашивай меня об этом, Дэл, - ответил он, вздыхая.
Но я был настойчив и продолжал:
- Мое сердце сжимается от жалости при виде того, как печаль омрачает твое лицо, как ты бежишь от общества прочих эльдар и даже от меня, бросаешь и арфу, и упражнения в стрельбе из лука...
Он отвернулся, глухо пробормотав:
- Если бы ты знал, что меня тревожит, то не чувствовал бы жалости!
- Неужели ты думаешь, что я могу отвернуться от тебя? Позволь мне помочь тебе, Гилморн, я ради тебя готов на все! - и с этими словами я взял его за руку.
Лихолесский синда вздрогнул, как от боли, и вырвал свою руку из моих ладоней.
- Ты поможешь мне, если оставишь меня в покое, Глорфиндел! - вскрикнул он, и голос его дрожал. - Уходи! Пожалуйста, уходи! Оставь меня одного!
И я встал, собираясь уйти, потому что не в обычаях эльдар навязывать свое общество кому бы то ни было. Но такая боль звучала в голосе моего друга, что я понял, что не могу бросить его в эту минуту. И я сел рядом и обнял его, и прижал его светловолосую голову к своему плечу.
- Я не оставлю тебя одного с твоей болью, - сказал я твердо. - Эльдар не бросают друзей в беде.
- Отпусти меня, Дэл, не прикасайся ко мне, не надо, ты не понимаешь... - говорил он, отталкивая меня, но я держал его крепко. И сопротивление его ослабло, Гилморн всхлипнул и тоже обнял меня.
Вдруг я почувствовал, как его ладонь скользнула мне под одежду, и он прижался губами к моей шее, шепча: "Дэл... о, Дэл..." - и дыша прерывисто. И я чуть отстранил его от себя и спросил удивленно:
- Что ты делаешь?
Вскрикнув, он вскочил на ноги и бросился прочь из беседки, но я успел удержать его за руку. Чуть не плача, он безуспешно пытался разжать мои пальцы, но разве он мог сравниться в силе с нолдо, родившимся в Валиноре и перешедшим через Хелькараксэ! Я умолял его ради нашей дружбы быть со мной откровенным и рассказать, в чем дело.
- Ты не должен меня спрашивать, тебе не нужно этого знать, я уеду, сегодня же, мне нельзя здесь оставаться, не спрашивай меня ни о чем, - твердил он, как безумный.
И в отчаянии я сказал:
- Если ты уедешь из Имладриса, и я здесь не останусь! Вернусь на восток, в Осгилиат, и буду дальше сражаться с порождениями Тьмы, сколько хватит моих сил и умения, потому что зло, причиненное тебе, не должно остаться неотомщенным!
Услышав мои слова, он вдруг перестал вырываться и кинулся мне в объятия, говоря:
- Нет, Дэл, не делай этого, я умру, если ты погибнешь!
Он весь дрожал, как в лихорадке, лицо его пылало, а по щекам катились слезы. Сердце у меня разрывалось от боли, и я сказал с горьким упреком:
- Что же мне еще остается, если мой друг считает меня недостойным доверия!
- Хорошо, я все тебе расскажу, и ты не станешь меня удерживать, а скорее прогонишь прочь с презрением! - воскликнул он. - Я проклят навеки, отравлен влиянием Тьмы. Никогда мне не обрести покоя рядом с моими братьями, и ни в ком из вас я не найду сочувствия! Что вы знаете о том, что мне пришлось пережить! Ах, лучше бы ты никогда не освобождал меня! Лучше бы мне погибнуть там, в темных подземельях, только бы не жить среди вас, каждый день ощущая, что я больше не брат вам, а презренная тварь, делившая ложе с прислужником Тьмы!
- Друг мой, в тебе достаточно сил, чтобы противостоять темному влиянию. Вспомни, не ты один перенес страдания в плену. Не позволяй им сломить тебя...
- Страдания! - воскликнул он, смеясь сквозь слезы. - Страдания? Ты думаешь, меня преследует память о страданиях? И вправду, не проходит и дня, чтобы я не вспомнил Мордор, но за все сокровища Тириона я не согласился бы расстаться ни с одним из этих воспоминаний!
- Как ты можешь так говорить? - я не верил своим ушам. - Ведь тебя принуждали делать ужасные вещи... отвратительные... постыдные!
- О, Дэл, тебе тысячи лет, а мне нет и трехсот, и все же иногда я чувствую себя старше, - ответил он мне с кривой улыбкой. - Что ты знаешь о страсти, Глорфиндел, гордый нолдо, никогда не деливший ложе ни с женщиной, ни с мужчиной! Что ты знаешь о желании, сжигающем плоть, о кипящей в жилах крови, о наслаждении, которому нет слов ни в синдарине, ни в квенья, ни даже в языке смертных! Не проходит и дня, чтобы я не вспоминал об этом, и меня не оставляет тоска по мужским объятиям, и я готов отдаться первому встречному, и останавливает меня только то, что меня отвергнут, ибо я не прекрасная девушка, созданная для ублажения мужчины...
Всхлипнув, он закрыл лицо руками. Я стоял, как громом пораженный, и страшная правда становилась мне все яснее. Все-таки Искажение коснулось его, и он был развращен тлетворным влиянием Врага! Мне стыдно сознаваться в этом, но первым моим чувством было отвращение. Я отступил на несколько шагов, к самому выходу из беседки, и не сводил глаз с лихолесского синда, скорчившегося на скамейке. Мне хотелось бежать прочь, но... он выглядел таким несчастным, таким беззащитным...
Нерешительно я опустился рядом с ним на скамью и положил руку ему на плечо.
- То, что ты говоришь, ужасно. Но не следует терять надежды. Время и добрая воля уничтожит ростки Тьмы, проникшие в твою душу! Ты даже месяца не провел в Мордоре, зло не успело глубоко в тебе укорениться!
- Если это зло, то оно всегда было со мной, Глорфиндел, - и он отнял руки от лица и посмотрел на меня. - Я уже был развращен, еще до того, как попал в Мордор. И поэтому Норт выбрал из всех пленников меня, и поэтому он смог сделать со мной то, что сделал... И поэтому я все еще ощущаю в крови тот огонь, который сжигал меня ночи напролет, и он становится все сильнее, и сейчас я ближе к Чертогам молчания, чем когда мой палач в первый раз взял меня силой. И поэтому, Дэл, о Дэл... поэтому я не перестаю думать, каково твое тело под одеждой...
И Гилморн прижался губами к моим губам, а я был так растерян, что даже не смог его остановить. Его язык проник мне в рот, будя во мне странные, непривычные ощущения. Он целовал меня и не мог остановиться, а его руки блуждали по моему телу, и я задыхался, но не отталкивал его, не понимая, что со мной происходит, не в силах пошевелить ни рукой, ни ногой. Кровь бросилась мне в лицо, когда его ладонь проникла мне между ног и принялась поглаживать то, что служит для единения любящих роа, и я понял, что его действия вызывают во мне отклик, приличный только для супружеского ложа. Стыд затопил меня, как поток пылающей лавы. Оттолкнув его, я вскочил на ноги и бросился прочь, ничего не видя перед собой.
Несколько дней я провел в тоске и отчаянии, не зная, что мне делать. Невыносимые сожаления мешали мне искать встречи с моим другом. Да и есть ли теперь у меня право так его называть? Не погубил ли я нашу дружбу своей несдержанностью, своей нетерпимостью и глупостью - я, который клялся никогда его не осуждать? Два противоречивых чувства боролись во мне. Я хотел бы припасть к ногам Гилморна, чтобы умолять его о прощении, и одновременно я страшился встречи с ним, хотя никто никогда не мог заподозрить меня в недостатке мужества. Но увидеть справедливый упрек в его прекрасных голубых глазах казалось хуже всего на свете. Сердце мое разрывалось от любви и нежности - и горького стыда. Мой друг поверил мне, открыл передо мной свою душу, поведал о страшных мучениях, которые переживал в одиночку... И в тот момент, когда он пытался преодолеть темное влияние Врага, когда искал помощи и поддержки, дружеского плеча, на которое можно было бы опереться - я, нолдо из дома Фингольфина, повел себя как гнуснейший из служителей Тьмы!
Элронд, конечно же, первым заметил, что со мной происходит. Я не мог сказать ему правды, но и солгать тоже не мог, поэтому объяснил уклончиво, что переживаю по поводу нашей размолвки с Гилморном. Повелитель Имладриса нахмурился.
- Твое стремление заботиться об этом бедном создании вполне понятно. Однако, на мой взгляд, вы слишком разные для дружбы. Что общего между тобой и юным лихолесским синда, не достигшим еще и трехсот лет? Может быть, в тебе говорит желание продолжить свой род, и в Гилморне ты видишь сына, которого никогда не имел? Эру подает знак, что тебе следует обзавестись потомками и посвятить время их воспитанию. Ах, если бы дочь моя... - лорд Полуэльф оборвал свою речь и отвернулся.
Я коснулся его плеча жестом дружеской симпатии и не сказал ни слова. Не нужно было прибегать к осанвэ, чтобы узнать, о чем думает мой старый друг. Печаль об Арвен, питавшей неугасимую склонность к смертному, терзала его сердце. Арагорн редко бывал в Имладрисе, бродя тропами следопытов, но когда он появлялся здесь, только слепой бы не заметил тот свет, которым озарялось лицо дочери Элронда. А ведь когда-то Элронд надеялся, что нас с Арвен свяжут узы любви и брака. Увы, как ни желал я видеть моего друга и его единственную дочь счастливыми, все же не питали мы с Арвен друг к другу ничего, кроме приязни брата и сестры.
"Почему же, - обожгла меня мысль, - мои чувства к Гилморну горячее многократно, чем к любому другому существу, встреченному мной на жизненном пути, будь то эльда, адан, майя или вала..."
- Все-таки уверен я, что именно Гилморн был зачинщиком вашей размолвки, - продолжал Элронд. - Ничего удивительного. Его дурной нрав не скроешь в секрете. Разве достойно подданного короля Трандуила покидать Имладрис тайно, ни с кем не попрощавшись, подобно вору?
Мне показалось, что небесный свод опрокинулся на землю, и земля у меня под ногами покачнулась.
- Что? - прошептал я одними губами.
- Мне донесли, что Гилморн собирался уехать отсюда. Ошибки быть не может: он был одет по-дорожному и при себе имел оружие и припасы. Однако на выезде из долины передумал и вернулся. Вероятнее всего, побоялся пускаться в путь в одиночку.
Пробормотав какие-то невнятные извинения, я выскочил за дверь, успев еще поймать брошенный мне вслед неодобрительный взгляд Элронда.
Несмотря на то смятенное состояние, в котором я находился, я все-таки догадался заглянуть сначала в конюшню. Белая лошадь Гилморна, которую я ему подарил, была на месте и, слава Эру, не под седлом. Не было никаких признаков того, что Гилморн собирался снова готовить ее к путешествию. Быстрым шагом я пересек двор, взлетел бегом по галереям и лестницам и ворвался в комнату к Гилморну, забыв даже постучаться. Я знал, чувствовал, что он там. Секунда - и маленький эльф был в моих объятиях, и в этот момент я, как никогда, был близок к счастью. Один Эру знает, как мне не хватало его все эти дни.
- Ты не уедешь, я тебе не позволю, никогда, слышишь? - твердил я, гладя его по плечам, по спине, по распущенным волосам.
- Как ты узнал? - прошептал он, прижимаясь ко мне. - Я хотел уехать, но вернулся, потому что я не могу без тебя... Дэл... Я не могу без тебя...
Примирение наше стало несомненным и прочным. Были забыты пугающие откровения, которые нас чуть не разделили. Но я обещал себе, что не оставлю попыток вернуть своему другу радость жизни и безмятежность мыслей.
Но если бы я знал, к чему это нас приведет... Пожалел бы я о своих действиях? Отказался бы от нашей дружбы?
Я не знаю ответа на эти вопросы.
Озабоченный состоянием Гилморна, я и не заметил, как пришла осень. Просто однажды вышел на галерею и увидел на склонах долины золото и багрянец, лишь кое-где перемежающийся зеленью сосен. Воздух был еще теплым, но уже приобрел ту особенную прозрачность, свойственную лишь имладрисской осени, и вода в потоках, струящихся по долине, изменила оттенок на стальной, более холодный. Дни были ясными, тихими и солнечными. В один из таких дней мы выбрались с Гилморном на лесную прогулку и отошли довольно далеко от жилья. Опасности не было никакой - наши разведчики неизменно доносили, что орки покинули склоны Туманных гор и забились в свои мерзкие норы под землей или откочевали подальше. И орки были последним, о чем бы мы вспомнили среди кленов и буков, пылающих, как свечи, в осеннем разноцветном уборе.
Мы ступали по ковру из желтых и красных листьев, и Гилморн, смеясь, собирал их и разбрасывал, а потом взялся плести венок. И золотые листья клена в его волосах были похожи на корону повелителя леса. Мы вышли к уединенной лесной заводи, берега которой и сама вода были засыпаны все теми же лоскутками осенней одежды деревьев. Был почти полдень, солнце уже сияло вовсю, и было порядком жарко, словно лето не спешило покинуть эти гостеприимные места. Я хотел предложить, чтобы мы освежились в заводи, но Гилморн меня опередил. С радостным криком он сбежал к воде и мигом скинул с себя тунику и рубашку. И раньше, чем мне пришло в голову, что следует отвести глаза, мой взгляд уже был прикован к его спине.
Я сразу понял, что это, потому что варварское искусство татуировки на коже было мне уже знакомо. Но я не мог поверить своим глазам. Неужели тело Перворожденного, эльда было осквернено изображением дракона?
Не замечая ничего, Гилморн разделся и бросился в воду. На мгновение передо мной мелькнули его стройные белые ноги и округлые ягодицы. Я даже успел разглядеть ямочки на них и, мигом покраснев, отвел глаза.
- Дэл, иди сюда, вода теплая! - крикнул он.
В ответ я пробурчал что-то невнятное, продолжая смотреть в землю. Казалось, у меня горят даже уши. Ни один эльда еще не представал передо мной совершенно обнаженным, хотя, конечно, в молодости я не раз представлял, как буду совлекать праздничные одежды с моей невесты на ложе любви, и нагие статуи все-таки видел...
Гилморн, видимо, понял причину моего смущения и облачился в штаны и рубашку, прежде чем подойти ко мне. Но это не слишком помогло. Одежда его намокла и прилипла к телу, обрисовывая все его изгибы. С волос струилась вода, под которой белоснежная ткань рубашки стала почти прозрачной. Я видел, как просвечивают сквозь нее розовые соски и впадинка пупка на плоском животе. И больно мне было думать, что привычка вот так бесстыдно обнажать свое тело, так же как и рисунок на коже, были омерзительным наследием Мордора. Я старался прогнать эти мысли, пока мы разводили костер и раскладывали припасы, но тщетно. Черный рисунок просвечивал через тонкую ткань, и когда Гилморн поворачивался боком, мне казалось, что дракон мне ухмыляется.
- Как это случилось? - спросил я тихо и, видя, что он не понимает, уточнил: - Татуировка у тебя на спине.
Лихолесский синда покраснел, мгновенно и неудержимо, и бессознательно подался назад, словно стремясь спрятаться.
- Я... забыл про нее, - пробормотал он. - Мне же ее не видно...
- Это он сделал с тобой, верно?
Я заметил, что кулаки у меня сжаты, и принудил себя разжать пальцы.
- Это не самое худшее, что он со мной сделал, - голос Гилморна был еле слышен.
- Можно попробовать свести ее. Это же всего лишь чернила, введенные иголкой под кожу. Я слышал про такое...
- Это бесполезно, Дэл. Можно свести татуировку, но прошлое нельзя изменить, как бы ты этого ни хотел, - сказал он кротко.
- Я? А как же ты? Разве ты этого не хочешь?
Он молчал, и я дотянулся до его руки и накрыл ее своей.
- Скажи мне. Разве ты не хотел бы стать прежним?
- Тебе ли не знать, воин Гондолина, что истинная природа создания Эру проявляется как раз в минуты опасности и лишений?
- Я не верю, что в твоей природе заложено стремление ко злу. Но твои повадки, твои желания, мысли, чувства - они странны, если не сказать...
- Если не сказать, порочны, - докончил он, и взглянул мне в глаза, и сжал мою руку.
- Порок трудно отринуть, потому что он рядится в прекрасные одежды соблазна, прикрывается лживыми словами. И с тех пор, как... - голос мой дрогнул, но я сделал над собой усилие и продолжал: - ...с тех пор, как братья-тэлери умирали под мечами нолдор в Альквалондэ, ни один эльда не может считать свою душу свободной от склонности к пороку. И победа над ним в своем сердце дороже сотни побед на поле битвы. Ибо в этом случае мы наносим удар не в сторонников Моргота, а в него самого - отца лжи, исказителя Арды!
Гилморн продолжал смотреть на меня тем же загадочным взглядом.
- Ты решил вести со мной ученую беседу, подобно Финроду Фелагунду, прозванному Ном за мудрость? - сказал он и усмехнулся безрадостно. - Ты мне не любящий отец и не заботливый сюзерен.
И я смутился, потому что почитал чрезмерную гордость главным проклятием нолдор. А Гилморн продолжал задумчиво:
- Разве страсть чужда природе эльдар? Ведь это из-за нее Феанор жег корабли, а Фингольфин вел свой народ через льды. И немало других примеров в истории наших народов.
- Вспомни, куда привела страсть Феанора и его детей!
- Зато жизнь их была как искра - короткая, но яркая. Пусть она быстро угасла, но озарила всю Арду, и эхо их деяний гремит уже тысячи лет. Дэл, годы в Лихолесье проходили для меня незримо, не оставляя следа в душе... И я отправился к Мораннону, воевать - не потому, что моему народу грозила опасность, не в поисках славы, а просто чтобы почувствовать себя живым, созданным из плоти и крови. С тех пор прошло едва ли полгода, а я словно прожил целую жизнь, по сравнению с которой Лихолесье кажется сном.
- Почему? - воскликнул я горестно. - Почему Враг сумел оставить такой след в твоей жизни? Чем он отравил тебя - посулами, уговорами, угрозами, может быть? Почему твои мысли вновь и вновь возвращаются к ужасам плена?
Гилморн придвинулся ближе ко мне и сел рядом, у того же ствола дерева, на который я опирался спиной. Он молчал, рассеянно водя ладонью по моей руке, и я поспешил сказать:
- Если тебе тяжело, мы не будем говорить об этом! Но мне кажется, если я смогу понять, мне легче будет помочь тебе...
Александр Делавер
+безликий+
Сообщение: 245
Одежда: Одет просто, футболка и джинсы. Всегда ходит с сумкой и фотоаппаратом.
Репутация:
2
Отправлено: 04.04.09 17:15. Заголовок: - О да, - откликнулс..
- О да, - откликнулся он со странными нотками в голосе, похожими на нервный смешок. - Без сомнения, если ты сможешь понять, мне будет намного легче. Да, мне тяжело... в силу некоторых причин... говорить об этом с тобой. Но еще тяжелее носить все в себе и не сметь ни с кем поделиться. Любой другой эльда оттолкнул бы меня с презрением, Глорфиндел.
Я не сдержал тяжелого вздоха, ибо не так давно проявил себя не лучше "любого другого эльда", и воспоминание об этом все еще будило во мне стыд.
- Я не знаю, смогу ли... выслушать все, что мучает тебя... ты же понимаешь, есть пределы, за которые не следует заглядывать даже близким друзьям. Ты иногда слишком свободно обсуждаешь темы, которые... не принято обсуждать... но... я постараюсь смирить свое смущение. Ведь на войне не до стыдливости, если нужно приоткрыть наготу и перевязать рану... А сейчас, кажется, именно тот случай.
- Ах, Дэл, твоя сила духа поражает. Такой, как ты, никогда не поддастся соблазну, - произнес Гилморн и отер подступившие к глазам слезы. - Я не устаю восхищаться тобой. Ты так силен, так прекрасен, что у меня дыхание замирает в груди при взгляде на тебя. Счастлива будет та девушка, которую ты назовешь своей женой...
- Это ты имел в виду, когда говорил, что... мысли твои обо мне выходят за рамки обычной дружеской приязни?
- Я имел в виду... - сказал мой друг, понижая голос, и мне невольно пришлось податься к нему, чтобы лучше его слышать, - ...что я смотрю на твои губы и испытываю неодолимое желание их поцеловать.
Он склонился надо мной, глядя на меня пристально, и в глазах его был какой-то отчаянный блеск, будто он был слегка пьян. Но мы даже не откупорили еще бутыль с вином, принесенную с собой. Я чувствовал себя неловко под этим взглядом. Неуверенно улыбнувшись, я сказал, стараясь обратить все в шутку:
- Друг мой, ведь это же глупо, и ты сам это поймешь, если задумаешься. Мы с тобой друзья и к тому же оба мужчины! Если бы я знал тебя хуже, я бы обиделся, ха-ха! Ты же не можешь думать обо мне, как о девушке?
- Я могу быть девушкой - для тебя, - прошептал он, прежде чем наши губы встретились.
Тогда, в беседке, когда в первый раз он поцеловал меня, я был слишком растерян, чтобы понять, что происходит. Но теперь сознание мое было ясно, а тело расслаблено и сверх меры чувствительно к прикосновениям. И я не мог отрицать, что вкус его губ мне приятен, даже сладок, как вода в жаркий день. Близко-близко я видел его дрожащие ресницы, и скулы, покрытые слабым румянцем, и влажные локоны, струящиеся с висков. И в этот момент я мог думать только о том, как он красив и нежен, и как мне хорошо с ним, а не о том, что мы делаем.
- Я люблю тебя, - прошептал он, не открывая глаз, так тихо, что я разобрал слова лишь по дыханию, коснувшемуся моих губ.
- И я люблю тебя, друг мой, но...
Продолжить я не успел.
- Друг? - вскрикнул Гилморн и вдруг впился в мои губы поцелуем таким яростным, таким жгучим, что он причинял боль.
Я попытался его отстранить, но это привело к тому, что мы оказались сплетенными еще крепче. Сердце мое глухо билось, а дыхание прерывалось. Меня охватила необъяснимая слабость, и жар стал распространяться по всему телу. Я словно был в лихорадке, и пальцы Гилморна обжигали меня. Я едва понимал, что он распахнул на мне одежду, что он покрывает мою обнаженную грудь поцелуями, что его руки спускаются ниже, расстегивая на мне пояс. А потом лихолесский синда опустился передо мной на колени и обхватил губами мое мужское орудие.
В глазах у меня потемнело. Если бы я в тот момент мог думать, то происходящее показалось бы мне самым непристойным из того, что я когда-либо переживал в жизни. Но я совершенно лишился контроля над своими чувствами и мыслями, ощущая только его губы на своей плоти. Излив свое семя, я зажал себе рот рукой, чтобы не закричать, так сильны были ощущения, переживаемые мной, хотя я не мог бы сказать, что это - боль, удовольствие, экстаз, стыд...
Когда я пришел в себя, Гилморн лежал у моих ног, прижавшись щекой к моему бедру. И я был в ужасе, но не оттого, что он сделал со мной, а оттого, что я не хотел его отталкивать. И я лег с ним рядом и спрятал лицо у него на плече, и сказал:
- Обещай мне, что это никогда не повторится.
- Обещаю, - прошептал он и добавил еле слышно: - Пока ты сам не попросишь.
И еще добавил:
- Я люблю тебя, Дэл.
А я, малодушный, не ответил ничего, вспомнив, как смеялся Эрестор: "Гилморн строит тебе глазки, как девушка! И вправду, будь он девушкой, мы уже играли бы вашу свадьбу, Глорфиндел!"
О Эру, за что ты наказываешь меня, подумал я.
С того дня мы стали вести себя, как будто ничего не произошло, но это было не так. Все изменилось между нами, и я не мог забыть, как Гилморн касался меня, и при одном взгляде на его губы меня обдавало жаром. От его улыбки у меня начинала кружиться голова, и кровь стучала в висках, и я забывал, о чем говорил.
А еще я не мог не думать о том, кто сжимал его стройное тело в объятиях, кто лишил его невинности и научил, как надо обращаться с мужчиной. И мне казалось, что я сойду с ума, когда я представлял себе, что вот так же он прикасался к человеку по имени Норт Морадан... и смутно понимал, что это было далеко не все, что тот заставлял проделывать моего лихолесского друга. И мрачный огонь разгорался во мне, имя которому - ревность. Несправедливо устроена Арда, если этим нежным телом мог обладать ничтожный прислужник Саурона, не стоящий даже мизинца моего Гилморна! А мне, который ради него дал бы выпустить себе кровь из вен по капле, даже помыслить о нем грешно! Я страдал от своих мыслей, и друзья беспокоились, отчего я стал таким бледным и молчаливым. Но я никому ничего не мог рассказать. Как я теперь понимал Гилморна!
Не в силах больше выносить эту муку, я пришел к нему в комнату, чтобы поговорить наедине. Был поздний вечер, воздух дышал прохладой, и сквозь шум водопадов доносился смех и отзвуки песен. Я встал у окна и долго молчал, глядя на кружево фонариков в осенней листве. Он подошел сзади, и я повернулся и обнял его, а он прильнул щекой к моему плечу.
- Что ты сделал со мной, Гилморн из Лихолесья, - прошептал я. - Я не могу думать ни о чем, кроме твоих губ, твоих глаз и волос, твоих объятий... Но это грех - думать так о мужчине!
- Откуда тебе знать, что есть грех, нолдо Глорфиндел из Валинора, - сказал он тихо и серьезно, поднимая лицо. - Разве ты Манвэ, чтобы разговаривать с Эру? Или хотя бы верховный король нолдор? Ты всего лишь эльда из плоти и крови, который до сих пор знал лишь упоение битвы. Позволь же мне показать тебе любовь.
И я перестал бороться с собой и сомкнул губы с его губами, хоть и понадобилось мне для этого все мое мужество, как в тот раз, когда я шагнул на узкую тропу над Гондолином навстречу балрогу.
И наслаждение мое было горьким, потому что смешалось с ревностью и стыдом.
Легче отучиться от щита и копья, чем привыкнуть к тому, что ложе со мной делит мужчина. Я не мог избегнуть страхов и опасений - например, что все подозревают нас, что смеются за нашими спинами или провожают нас осуждающими взглядами. Иногда мне казалось, что я могу сделать ему больно неосторожным движением, и не раз я пугался до полусмерти, видя, как он чуть не теряет сознание в моих объятиях. И я едва превозмогал стыд, когда он касался моих самых интимных мест ладонью или губами, и долго не мог заставить себя сделать то же самое. Как иногда я жалел, что мы не наделены слабым зрением смертных, не дающим проникать взглядом в темноту! Тогда бы я не видел, как мой возлюбленный бесстыдно изгибается навстречу мне, подставляя узкий зад, совсем не похожий на женский... Впрочем, едва ли женщина была бы столь непристойно откровенна в своем наслаждении. Эти раскинутые колени, закушенные губы, вздохи, стоны, разметавшиеся по подушке кудри...
Какое перо в силах описать ночи, наполненные шелестом простыней, звуками поцелуев, шорохом объятий, жарким шепотом? Я словно лишался разума, когда гибкое обнаженное тело прижималось ко мне, и приходил в себя только после того, как изливал в него свое семя. Он властвовал надо мной целиком и полностью, и я понять не успевал, как его плоть охватывала мою - горячо, тесно, и мы становились единым целым на долгие-долгие мгновения.
- О Эру, как я хочу тебя... - стонал он подо мной. - Еще, любимый, еще... сильнее...
Я думал, что вспышка этой противоестественной страсти будет короткой, и мы оба сможем быстро ее побороть. Но Гилморн с каждым разом погружался в нее все больше. Он весь дрожал от нетерпения, открывая мне дверь в свою комнату, и не мог оторваться от меня все время, пока мы оставались наедине. Мне казалось, что я не желаю этого... и все же меня влекло к Гилморну, и я был слишком слаб, чтобы противостоять этому влечению. Раньше только мое феа стремилось к нему, а теперь же к нему присоединилось и роа. Но я не обрел того умиротворения и счастья, которое Эру посылает соединившимся влюбленным.
Глядя на моего возлюбленного, дремлющего у меня на плече, слушая его ровное дыхание, я не мог забыть о своих сожалениях. Они преследовали меня всякий раз, когда я покидал наше преступное ложе, и только изнурительные тренировки и дела крепости позволяли мне отвлечься от них. Разве есть оправдание пороку?
- Наша любовь никому не причиняет вреда, - возразил мне Гилморн, потягиваясь, как кошка.
Губы его слегка припухли от моих поцелуев, ресницы слиплись, аккуратные косички расплелись, и он был так прелестен в этой небрежной предутренней неге, что я почти был готов поверить ему... почти.
- Она оскорбляет тысячелетний уклад жизни эльдар, - сказали мои губы словно против моей воли.
- Не думаю я, что мы первые, кто оскорбил его таким образом, - Гилморн тихонько рассмеялся. - Я невольно начинаю задумываться, что чувствовал Белег Тугой Лук к своему другу-смертному? И что за узы связывали рыжего феаноринга и государя Фингона, который частенько навещал его, после того как спас из ангбандского плена? И чем же таким занимается лорд Полуэльф наедине со своим чернобровым секретарем, только ли делами крепости?
Этого я уже стерпеть не мог и сурово оборвал его. Даже моему возлюбленному не позволено чернить имен славных героев прошлого, а уж тем более - имен Эрестора и повелителя Имладриса. Поистине, лихолесский синда был готов смеяться над чем угодно, и я почувствовал досаду при этой мысли. Не было в его душе почтения ни к кому и ни к чему, разве что к Эру и великим валар.
- Подумай, если каждый эльда последует нашему примеру и возляжет с мужчиной, своим другом и товарищем, то прервется весь род Перворожденных созданий Эру, и не будет у них детей, которым можно передать свой опыт и знания...
- Полно, Дэл, и сейчас уже детей рождается мало. Что-то не слышно детского смеха в Имладрисе.
- Это военная крепость, опасное место для неокрепших юных созданий...
- Что ж, Лихолесья война не коснулась, а там самым юным эльдар не меньше ста лет. Ах, Дэл, наши жизни продлятся столько, сколько стоит Арда, и мы не нуждаемся в продолжении рода. Рано или поздно все мы уйдем в Валинор, и Средиземье заполнят люди, которым не нужна любовь для наслаждения друг другом и зачатия детей. А такие, как ты, предпочитают всю жизнь провести в одиночестве, не познав сладости любовных объятий.
- Зато им не о чем сожалеть в Чертогах молчания, - возразил я с горечью.
Он заглянул мне в глаза, ласково провел ладонью по щеке.
- Дэл, неужели ты сожалеешь о нашей любви? Неужели мои объятия для тебя не сладки?
- Ты прекрасен, как полдень Амана, и объятия твои горячи и сладки, как вино Тириона, но и в твоих объятиях меня не покидает мысль о том, что наши действия предосудительны. И я чувствую себя вором, который берет то, что ему не принадлежит.
- Я тоже... - вдруг прошептал он и спрятал лицо у меня на груди. - Не меня ты предпочел бы видеть на своем ложе... Ты подчиняешься влечению ко мне и презираешь себя за это... И кажется мне порой, что все твои поцелуи и ласки украдены мной, взяты принуждением или обманом...
Молчал я, не зная, что ему ответить. И нечего мне было отвечать.
Не раз и не два пытался я удержаться от наших ночных встреч, но через несколько дней решимость моя мне изменяла. И я снова искал общества Гилморна, и стоило только ему взглянуть мне в глаза и улыбнуться, касаясь моей руки, как я безропотно позволял ему увести себя в спальню. А уж там я и подавно не мог ни в чем ему отказать. Это пугало меня: нолдо Глорфиндел из дома Фингольфина, привыкший командовать на поле брани и повиноваться только своему сюзерену, был беспомощен перед юным лихолесским синда. Я словно не был более хозяином самому себе, мной управляло любовное безумие. И темные страсти, тайные желания, которые пробуждались в глубине моей души, пугали меня.
Осень пролетела незаметно, выпал снег, и долина Имладриса погрузилась в зимнее безмолвие, а наша любовь разгоралась все жарче, словно бросая вызов морозам. И огонь этот временами обжигал - как в тот день, когда мы вздумали поохотиться в заснеженном лесу.
Я быстро забыл про лук и стрелы, когда увидел, как горят щеки моего возлюбленного, как блестят его глаза, как улыбаются губы - маняще, призывно... Легконогий и гибкий, он со смехом уворачивался от моих протянутых рук, прятался за деревьями, окликая то справа, то слева, и я чувствовал себя охотником, преследующим желанную добычу. Кровь бежала быстрее по жилам, когда среди деревьев мелькала его белая куртка, отороченная горностаем, когда над плечом взлетали льняные волосы, и он бросал мне дразнящий взгляд. Я настиг его на поляне, под сводом елей, отягощенных снежным убором, и мы упали в сугроб, смеясь и барахтаясь. Снежинки таяли на нашей разгоряченной коже, и даже в снегу нам было жарко. Я приник к его губам, но он снова увернулся, с той же призывной улыбкой, с тем же блестящим взглядом, от которого моя плоть восставала, не дожидаясь прикосновений. Мы принялись бороться - он упирался руками мне в грудь, не давая себя целовать, и это притворное сопротивление только разжигало во мне желание. Не помня себя от страсти, я прижал его к себе, стиснул его запястья, так что он не мог вырваться - ведь я был во много раз сильнее его. И он застонал и выгнулся в моих объятиях, застонал не от боли, а от наслаждения, и этот стон привел меня в неистовство. Я пил его сладкие вздохи и не мог насытиться, я вжимал его гибкое тело в снег, и... о Эру, мне захотелось наброситься на него прямо там, сорвать одежду, войти в него глубоко и сильно, чтобы он извивался и кричал подо мной...
Порыв этот ужаснул меня; тяжело дыша, я выбрался из сугроба и сел рядом, прижимая пригоршни снега к своему пылающему лицу. Одна мысль билась в моем воспаленном сознании: я чуть было не уподобился насильнику... Я оглянулся на своего возлюбленного с тайным страхом - что, если он тоже пришел в ужас от моей несдержанности? Гилморн лежал на спине, раскинув колени, волосы его разметались по снегу, куртка и туника расстегнулись, открывая грудь и живот. Он тоже тяжело дышал и смотрел на меня из-под опущенных ресниц, на щеках его цвел румянец, губы были соблазнительно приоткрыты. Ему нравилась эта грубая страсть, сомнений быть не могло. И я подумал: вот так же он раздвигал ноги для того, другого, первого... и день для меня померк.
- Застегнись, а то замерзнешь, - сказал я.
- Разве ты меня не согреешь? - промурлыкал он таким тоном, от которого в другое время у меня бы тепло разлилось по всему телу. Но сейчас я был слишком подавлен, поэтому сказал сухо:
- Мы не животные, чтобы совокупляться под первым попавшимся деревом. Встань и оденься, мы возвращаемся домой.
Он не стал спрашивать, что случилось, просто молча сделал, как я ему приказал. Домой мы вернулись в молчании. Я злился на себя, на Гилморна и на весь свет, жалел о своем глупом поведении - и все же, бросая взгляд на его обиженно поджатые губы, не мог не вспоминать о том, что до меня их уже целовал другой.
Нет, ревность не покинула меня, когда мы с Гилморном признались друг другу в любви и соединились на ложе. Оказалось, она только отступила, чтобы вернуться снова и нанести удар еще больнее, чем раньше. И своей откровенностью Гилморн сам подготовил ей поле битвы. Разве не говорил он: "Что ты знаешь о желании, сжигающем плоть, о кипящей в жилах крови, о наслаждении, которому нет слов ни в синдарине, ни в квенья, ни даже в языке смертных! Не проходит и дня, чтобы я не вспоминал об этом, и меня не оставляет тоска по мужским объятиям..." Оскорблением для нашей любви был бы вопрос: с кем тебе лучше, со мной или... Но все же, где-то в потайных уголках моей души, я его задавал.
Да, я, Глорфиндел из Валинора, вел себя в любви, как трус, предпочитая обвинять во всем своего возлюбленного, а не себя самого. Гилморна обвинить было просто. Ведь это же он совратил меня и склонил к противоестественной связи. Он в цитадели Врага научился смотреть на мужчин с вожделением. И разве не ответит ему тем же любой другой эльда или смертный, ведь он так прекрасен, что дыхание замирает у меня в груди, когда я смотрю на него... Увы мне, я забыл о том, что сущность любви - доверие, и подозрительность поселилась в моей душе. И взгляд, брошенный Гилморном на статного чернобрового Эрестора, был для меня как удар огненного бича. Зачем он так улыбается ему, показывая жемчужные зубки, зачем так откидывает голову, чтобы волосы волной заструились на плечи... Зачем голос его журчит, как лесной ручей, зачем узкая рука ложится на локоть элрондова секретаря... В эту ночь, после пира, я пришел в комнату к своему возлюбленному и не застал его. Будто железная рука сжала мне сердце, и мигом припомнил я все шутки Гилморна и Эрестора друг о друге, и как они любезничали на пиру, наклоняясь друг к другу, так что их косы чуть не соприкасались... Я не ждал Гилморна и получаса, однако мне показалось, что я пережил за это время такие же муки, как Феанор, сжигаемый яростным пламенем.
Он пришел, веселый и довольный, и я, снедаемый ревностью, усмотрел в этом только подтверждение своим подозрениям.
- Хорошо поразвлекся? - спросил я, и Гилморн ответил беззаботно, не замечая, что слова мои сочатся ядом:
- Великолепно, ты бы видел, как мы отплясывали с Эрестором! Жаль, что ты ушел. Где ты был?
- А ты где был? - я схватил его за плечи, больше не в силах сдерживать свою ярость. - Пробовал свои чары на Эресторе?
Он взглянул на меня удивленно.
- Что ты, Дэл! Я ходил купаться в горячем источнике...
Тут я заметил, что волосы у него влажны, и щеки раскраснелись. И это показалось мне еще одним подтверждением. Без труда можно было представить, как он смывает со своего обнаженного тела следы чужой страсти... Молча, сжав зубы, я принялся срывать с него одежду. Нужно было убедиться, узнать наверняка, и был только один способ... мне ли не знать, какие улики оставляет мужская любовь! Мои пальцы скользнули между его ягодиц, грубо проникли в заветное отверстие, и Гилморн вскрикнул. Ему было больно, а я... в своем ревнивом ослеплении не понял, что он невиновен, что я первый, кто коснулся его сегодня... Зато Гилморн очень хорошо понял, что двигало мной, и лицо его стало злым и надменным.
- Есть еще рот, дорогой Глорфиндел, и я им отлично владею, - сказал он с непристойной усмешкой.
И тогда - да простит мне Эру! - я его ударил. Ударил и повалил на кровать, впиваясь в его рот своими губами и чувствуя на них вкус крови. Никогда в жизни я не переживал столь страстного желания, как в этот момент, и казалось мне, что я умру, если не получу желаемого. Маленький лихолесский синда даже не оказал мне сопротивления, когда я овладел им, только вздыхал и вздрагивал от каждого толчка, пока я наслаждался его нежным телом. Потом мы долго лежали друг рядом с другом молча, и осознание моего поступка забрезжило передо мной, пробиваясь сквозь пелену страстного безумия. Ужас перед содеянным сдавил мне сердце. Я страшился слез, упреков, оскорблений... но их не было.
- Прости меня... - прошептал я.
Мой возлюбленный посмотрел на меня и вдруг улыбнулся горько.
- Ты просишь прощения? За то, что в первый раз дал волю своей страсти? О, если бы ты всегда чувствовал ко мне такое желание, как сегодня... я был бы счастлив.
- Лучше спать с насильником, чем с тем, кого приходится соблазнять и уговаривать. Ты всегда уступал моему желанию, Глорфиндел, и наша связь тебе в тягость... Ступай прочь, оставь меня одного.
И я оделся и ушел, сгорая от стыда.
Наутро Гилморн даже не взглянул в мою сторону, даря все свое внимание молодым эльдар, которые относились к нему благосклоннее, чем остальные. Он шутил и смеялся, и перемена в нем была только одна - он словно забыл о моем существовании. А я не мог перестать думать о том, что он сказал мне ночью. Увы, это была правда - я сотни раз водил воинов в смертельную битву, но в любви, на этом незнакомом мне поле боя, предпочитал подчиняться. Будь я в здравом рассудке, разве посмел бы я увлечь на ложе моего друга? Я бы почитал наши отношения нежной дружбой, не мечтая о большем, и лишился бы величайшего наслаждения в своей жизни - и величайшего стыда. Я привык всегда добиваться желаемого, но разве мог я желать объятий мужчины, даже узнав, как они сладки? Да... я стыдился наших отношений... даже не того, что могли бы сказать про нас другие, а того, какие чувства Гилморн пробуждал во мне. Никто не мог нарушить моего душевного спокойствия, лишить меня хладнокровия - кроме голубоглазого лихолесского искусителя. "Разве любовь может быть такой?" - спрашивал я себя, хотя и знал ответ. И не раз я вспоминал историю Аэгнора, который отказался от любви к смертной женщине, потому что знал, что она не принесет ему счастья.
Пренебречь сиюминутными желаниями ради вечности - самый тяжелый выбор, но и самый справедливый. Но почему-то мысль об этом не могла принести той радости, которую приносила мне одна-единственная улыбка моего возлюбленного.
Теперь же он совершенно перестал мне улыбаться так, как раньше - тепло, влекуще, нежно... Зато он улыбался так другим - Эрестору, Анфаэлю, Элладану с Элрохиром и много кому еще. Но глаза его оставались печальны, и я знал, что он делает это лишь для того, чтобы меня уязвить или вызвать новый приступ ревности, подобный предыдущему. Эру свидетель, не один раз мне хотелось увлечь его в темный уголок, покрыть поцелуями его губы... но мысль о том, что он оттолкнет меня с презрением, была невыносима.
Размолвка наша кончилась быстрее, чем я ожидал. Как-то ночью, когда я сидел у камина, погруженный в раздумья, Гилморн постучал в мою дверь. И мы сплелись в объятиях на медвежьей шкуре перед камином, прежде чем успели сказать друг другу хоть слово. Мне хотелось поведать ему, как я скучал, и как мне не хватало его ласк, но не мог найти слов, только молча прижимал его к себе. Но прежними наши отношения не стали. Мы ласкали друг друга торопливо, словно чувствовали, как мало счастья отмерено нам неумолимой судьбой.
Когда лорд Полуэльф вызвал меня к себе для разговора, меня охватило беспокойство. Я подозревал, что речь пойдет о Гилморне, и не ошибся.
- Скоро год, как подданный короля Трандуила гостит в Имладрисе. Не пора ли ему вернуться домой?
Я воскликнул в удивлении:
- Ты предлагаешь нарушить законы гостеприимства? Для Гилморна нет никаких причин возвращаться в Лихолесье, и сам он об этом не думает!
- Послушай, старый друг, - Элронд положил мне руку на плечо, вглядываясь в меня своими пронзительными глазами. - Я понимаю, что ты очень привязался к этому маленькому ехидному созданию. Но он не тот, с кем тебе следует водить компанию. За ним тянется шлейф слухов и подозрений. Его присутствие здесь нежелательно.
- Он никому не причиняет вреда! - возразил я гневно.
- Ошибаешься, мой друг. Он губит твою репутацию. Откажись от него, пока не поздно. Отправь его обратно в Лихолесье, или это сделаю я, как правитель Имладриса, ради нашей с тобой дружбы. Мне больно видеть, какое влияние приобрел на тебя этот легкомысленный и распущенный синда. И я не хочу, чтобы другие задали тебе вопрос, который я никогда не задам - что тебя связывает с ним, с тем, кто смотрит на тебя, как влюбленная женщина.
Кровь бросилась мне в лицо. Стыд сковал мне язык, и я опустил голову, не в силах произнести ни слова. Внутренний голос нашептывал мне: "Вот прекрасный повод разорвать вашу связь и сделать вид, будто ты тут не причем". И шепот этот становился все громче. И правда, ничего хорошего не могло выйти из наших с Гилморном отношений, и если у меня самого не достало мужества их прекратить, нужно воспользоваться случаем и послушаться Элронда.
Тоскуя в разлуке, я стану утешаться мыслью о том, что я поступил, как должно - вот о чем я думал. И если я перестану видеть лукавый блеск его глаз, моя страсть утихнет...
Я передал Гилморну слова Элронда, постаравшись по мере сил смягчить их. Мой лихолесский друг сначала не принял их всерьез.
- Лорд Имладриса просто ревнует, - засмеялся он. - Может, он сам положил на тебя глаз, а, Глорфи? И то верно, ты куда привлекательнее Эрестора.
- Лорд Элронд заботится о жителях Имладриса, и его беспокоит тот разлад, который ты вносишь в размеренную жизнь крепости.
- Да брось, может, он завидует, что я даю тебе, а не ему? Временами он смотрит на меня очень неоднозначно...
- Прекрати! - сухо сказал я. - Ты забываешь, что ты в гостях здесь. Я думаю, Элронд прав. Тебе стоит уехать на какое-то время...
- Ах вот как, - сказал Гилморн, изменившись в лице. - Ты тоже хочешь избавиться от меня? С этого и следовало начинать.
И он поник головой и повернулся, чтобы уйти. Но я удержал его, схватив за руку, и привлек к себе. Сердце мое разрывалось от боли, и я сам едва понимал, что говорю:
- Прости, любовь моя! Мы должны расстаться. Нет, не навсегда... ненадолго... мне надо разобраться со своими чувствами, понять, чего я хочу... прости...
Он обнял меня, и его чудные голубые глаза, казалось, заглянули мне в самую душу.
- Давай уедем вдвоем, Дэл... Только ты и я... поселимся в лесу, там, где никто не станет нас беспокоить... никто не станет задавать вопросов, смотреть на нас с подозрением... только ты и я, и больше никого...
- Я не могу, у меня есть обязанности, долг, призвание... я не могу покинуть Имладрис, только не сейчас, в преддверии войны с силами зла... Лорд Элронд рассчитывает на меня...
- Ну и целуйся со своим Элрондом! - выкрикнул он с досадой. - Что ж, если ты хочешь, чтобы я уехал, я уеду! И когда-нибудь ты на коленях будешь умолять меня вернуться! Только не жди, что я стану хранить тебе верность. Ты сам, по собственному желанию, отказался от меня - ну так я найду того, кто не станет отказываться!
И с этим словами он выбежал вон, а я застыл на месте, и щеки у меня горели, будто мне надавали пощечин.
Собирая вещи, он не плакал. Напротив, он гордо держал голову, расточал улыбки и шутки направо и налево, весело болтал со эльдар Имладриса, будучи одинаково любезен со всеми: с теми, кто водил с ним компанию, и с теми, кто не водил.
Я ждал его за воротами, потому что не мог прощаться с ним на глазах у всех. Мне так много хотелось сказать ему, но язык будто примерз к гортани, как в Чертогах безмолвия, когда те, кого ты знал и любил, проходят перед твоими глазами, а ты не можешь их окликнуть... Гилморн еще не успел выехать за ворота Имладриса, а я уже по нему тосковал. И стыд не покидал меня, будто я предал того, кто мне дорог, а не освободил его. Ведь так будет лучше для нас обоих, уговаривал я себя, но сам едва себе верил.
Увидев меня, Гилморн придержал коня. Взгляд его не был холоден - о нет, он смотрел на меня с грустью и нежностью, так, будто хотел навеки запечатлеть мой образ в своей памяти. И я смотрел на него и не мог насмотреться, взявшись за его стремя и не имея сил его выпустить. Все разумные доводы улетучились куда-то, и я мог думать только о том, что мы расстаемся надолго, может быть, навсегда...
- Прости меня, Глорфиндел, что я смутил твой покой, - сказал он тихо и серьезно. - Я не желаю, чтобы ты страдал. Я уезжаю из Имладриса, и больше мы никогда не увидимся.
- Будь ты девушкой, я попросил бы твоей руки, - сказал я ему, будто неведомая сила заставляла меня говорить. - Будь ты девушкой, я бы знал, что мы предназначены друг другу, и не искал бы другой супруги, и женился бы на тебе, даже если бы знал, что ты не сможешь родить мне детей...
- Будь я девушкой, мы бы никогда не встретились, - ответил Гилморн. - Я не девушка, Дэл, и никогда ею не буду. И мы не можем любить друг друга. Но, может быть, когда-нибудь... ты захочешь, чтобы я был с тобой. А если ты чего-то хочешь, тебя ничто не сможет удержать. Позволь мне надеяться хотя бы на это.
И я снова не ответил ничего, и он тронул коня вперед и медленно поехал по дороге, украдкой утирая слезы. Ах, если бы я сам мог плакать!
Там, у ворот Имладриса, я - нолдо Глорфиндел из дома Фингольфина, никогда не отступавший на поле боя, - отказался от любви, ибо бремя ее было слишком тяжело для меня.
И с трепетом я подумал о том, какая сила духа скрывалась в моем возлюбленном, если смог он пережить и ужасы плена, и отчуждение родичей, перешагнуть через свою гордость, через законы и обычаи эльдар - ради любви к жизни. Может быть, для этого требуется больше мужества, чем для битвы. И может быть, я недостоин Гилморна и не могу сделать его счастливым. От этой мысли тоска моя стала еще мучительней. Лишь одно согревало меня - надежда на то, что когда-нибудь меня покинет страх, стыд, сомнения и сожаления, и я смогу принять нашу любовь такой, какова она есть. Когда в Средиземье воцарится мир, наступит и время для любви.
Александр Делавер
+безликий+
Сообщение: 248
Одежда: Одет просто, футболка и джинсы. Всегда ходит с сумкой и фотоаппаратом.
Репутация:
2
Отправлено: 04.04.09 20:55. Заголовок: блин... как все гадк..
Отправлено: 04.04.09 20:57. Заголовок: Когда ты проявишь хо..
Когда ты проявишь хоть немного энтузиазма, а то можно подумать, что ты читаешь не Тиамат,а учебник по биологии для 6-го класса. Мне даже выкладывать влом...
Александр Делавер
+безликий+
Сообщение: 250
Одежда: Одет просто, футболка и джинсы. Всегда ходит с сумкой и фотоаппаратом.
Репутация:
2
Отправлено: 04.04.09 21:26. Заголовок: ну, я тебя раскрою о..
ну, я тебя раскрою один страшный секрет *шепотом* если я прошу продолжения, это высшая степень моей заинтерисованности... *еще тише* в основном, я коменчу очень редко какие-то фанфикшены и ориджиналы... *очень-очень тихо* я скупой человек на чувства... мне можно XD
Александр Делавер
+безликий+
Сообщение: 251
Одежда: Одет просто, футболка и джинсы. Всегда ходит с сумкой и фотоаппаратом.
Репутация:
2
Отправлено: 04.04.09 21:27. Заголовок: ну вот, теперь ты зн..
ну вот, теперь ты знаешь все мои тайны и мне придеться тебя убить XDD
Отправлено: 04.04.09 21:55. Заголовок: Да-да...Я это уже сл..
Да-да...Я это уже слышал буквально вчера...Не от тебя, правда, но тем не менее...
Александр Делавер
+безликий+
Сообщение: 254
Одежда: Одет просто, футболка и джинсы. Всегда ходит с сумкой и фотоаппаратом.
Репутация:
2
Отправлено: 04.04.09 22:02. Заголовок: XDD нас уже двое, кт..
XDD нас уже двое, кто так считает... а твоя авка постоянно надо мной ухмыляется во всяком случае, мне так кажеться))
Алексей Воронской
домохранитель
Сообщение: 43
Одежда: белая рубашка с длинным рукавом, черные брюки, высокие сапоги; правая рука перебинтована
Репутация:
0
Отправлено: 05.04.09 10:48. Заголовок: Алекс, Нат, вы непод..
Алекс, Нат, вы неподражаемы! =D
Продолжим, читая Тиамат, делиться своим) Фандом ГП не знать сложно... Хотя бы в общих чертах. Это не юмор, хотя сам пейринг на другое и не намекает. А все, что может вызвать улыбку - это лишь мой чисто авторский сарказм...
Итак! Полностью. Только я и ты
Автор: Ольга Садей Рейтинг: R Герои: СС/НД Жанр: романтика, яой Аннотация: неожиданное признание - Невилл влюблен в сурового зельевара. Но знает, что сам никогда его не сможет добиться. Ему помогут? Комментарии: не то чтобы сопли в сахаре, но недалеко от этого...
Звону бьющегося стекла аккомпанировал испуганный вскрик и тихий голос: - Я уберу, профессор... Сейчас я все уберу... - Десять балов с Гриффиндора. Долгопупс, - привычно отозвался Снейп, оборачиваясь. Юноша сидел на корточках, собирая осколки стекла. - За каждую пробирку, - мстительно добавил слизеринской декан и с мрачным удовольствием отметил слезы, закапавшие на осколки. Видимо, пробирок было много. Неровное пламя свечей дернулось от порыва ветерка - в лабораторию вошла профессор МакГонагалл: - Северус, Невилл мне нужен. Вы не будете против, если я его заберу? Кажется, время наказания уже закончилось? - Да, Минерва, пожалуйста, - Снейп холодно кивнул, возвращаясь к опыту. - И прошу вас не беспокоить меня до завтра. - Как скажете. Невилл, за мной. Всхлипывающий Долгопупс вышел из подземелья вслед за деканом Гриффиндора. Снейп закрыл за ними дверь и ощутил раздражение. Этот мальчишка снова умудрился что-то разбить, даже во время наказания... И почему он такой неуклюжий? Снейпу казалось, что со временем Невиллу полагалось бы научиться быть более аккуратным, как-никак, наследственность не подкачала, но этот мальчишка ничуть не изменился за несколько лет обучения. Все такой же толстый неповоротливый, неуклюжий, низкорослый и тупой - хуже него только дружки Малфоя, Крэбб и Гойл... Грейнджер по-прежнему помогает ему на уроках, но теперь Снейп не запрещает ей делать этого, потому что иначе подземелья просто-напросто взорвутся от зелий этого идиота. Профессор зельеварения мотнул головой, выгоняя мысли о Невилле Долгопупсе, и вплотную занялся зельем. Сложное зелье требовало предельной концентрации.
- Невилл, не бойся, - Гермиона Грейнджер погладила друга по плечу. - Он же тебя не съест! - Я снова что-нибудь разобью, и он опять снимет баллы... - Невилл вытер слезы. - Опять Гриффиндор из-за меня окажется на последнем месте! - Да наплевать на место! - вспылила обычно спокойная девушка. - Ты должен пойти, а то он снимет еще больше! Нев, так нельзя, он будет думать, что ты совсем трус... - А разве это не так? - Не так! Вперед, Невилл, иначе я тебя обездвижу и туда левитирую! - Я лучше своим ходом... - Так иди! - Герми, я боюсь! - Невилл схватил девушку за рукав мантии. - Я не хочу туда идти! - Объясни популярно, почему. Отмазки на счет предполагаемого снятия баллов не принимаются. Невилл окинул взглядом полупустую гостиную. В теплый октябрьский вечер там почти никого не было. Поттер и Уизли вместе с остальными сокурсниками Невилла и Гермионы, носились где-то внизу, у озера, младшекурсники находились там же. По сути, в гостиной сидели только двое: Невилл Долгопупс и Гермиона Грейнджер. Юноша вздохнул, и, наклонившись еще ближе к Гермионе, тихо заговорил: - Я боюсь туда идти, потому что он снова будет кричать на меня, а я люблю его. - Ну-ка повтори, - ошалело потребовала Гермиона. - Я люблю профессора Северуса Снейпа, - с грустной усмешкой произнес шатен. - Невилл... - Да, ты не ослышалась. Именно я. Именно Снейпа. Давно. Потому и теряюсь на его уроках... Понимаешь, я просто не могу спокойно смотреть на него. Я становлюсь таким же неловким, как тогда, на первом, на втором курсах... - Невилл покраснел. - Ты когда-нибудь влюблялась, Гермиона? - дождавшись судорожного кивка, он продолжил. - Тогда ты меня поймешь. Ноги становятся будто ватными, и руки не слушаются. И в голове одна мысль - быть рядом, чувствовать дыхание... - лицо юноши сравнялось цветом с огнетушителем. - Принадлежать. Только бы обратил внимание, только бы не смотрел больше так - сердито, отрешенно и брезгливо, как на таракана! Хотя он и на тараканов-то с интересом смотрит... Только бы не быть больше для него пустым местом... Я начинаю путаться, смущаться, краснею, когда он рядом... И хоть умом я понимаю, что мне лучше забыть его, но я не могу. Я не могу выкинуть из головы эти глубокие черные глаза, волосы цвет воронова крыла, руки с тонкими длинными пальцами... Я хочу быть рядом - и боюсь своей любви, своего чувства, боюсь любить, потому что знаю, что это... Это неправильно, так не должно быть. Но люблю. - Понятно, - вздохнула Гермиона. - Это, конечно, очень неожиданно, но я тебя понимаю. Профессора Снейпа действительно можно считать привлекательным, хотя он не в моем вкусе. Думаю, и он обратил бы на тебя внимание, если бы ты не был... Таким. Твое смущение - это твой самый злейший враг сейчас! Стань увереннее в себе, перестань смущаться. Оденься нормально, наконец. А неправильность... В волшебном мире гомосексуальные связи не являются чем-то из ряда вон выходящим, это не то что бы обычно, но не странно. Яркой пример тому - наш Шеймус. - Шеймус? - изумился Невилл. - Он что, гей? - А ты не знал? Вся школа в курсе. Он встречается с каким-то семикурсником с Когтеврана. Так вот, сравни себя и его. Небо и земля! - И правильно! У него фигура есть, характер хороший, и вообще он блондин. - Он крашенный, Невилл! Характер у тебя тоже есть, и прекрасный! Ты же добрый, общительный, веселый, иногда даже остроумный, в меру ехидный, с тобой легко говорить, ты умеешь привести человека в хорошее настроение. Фигура у тебя тоже хорошая, ты, конечно, не хрупкий, но и не массивный, в тебе всего в меру. Подобрать хорошую одежду, подстричь, покрасить - и вперед, на завоевание сердца профессора! Я тебе помогу. Завтра идем в Хогсмид за одеждой. - А деньги? - У тебя нет? - У меня мало... - Зато у меня хватит. Возражения не принимаются. - Спасибо, Герми! - Невилл вскочил с кресла и обнял девушку. Та фыркнула и вывернулась из кольца его рук: - Иди к Снейпу, и так опоздал уже. ...Профессор Снейп нервно постукивал пером по столу. Долгопупс опаздывал вот уже минут на пять. Но вот за дверьми раздался знакомый топот, и в кабинет влетел некий вихрь, в последствии опознанный как Невилл Долгопупс. В первый же момент Северус Снейп не узнал своего ученика. Необыкновенно веселый, стремительный - даже ничего не сбросил по пути, плюхнулся за парту, и в ожидании уставился на Снейпа. Зельевар машинально отметил блестящие темно-карие глаза, в которых плясали отблески пламени свечей - эти глаза казались двумя тоннелями в бесконечность, затягивали, гипнотизировали... Снейп хмыкнул, спугивая наваждение: - Вижу, вы в хорошем настроении, мистер Долгопупс. Что ж, пять баллов с Гриффиндора за опоздание. Сегодня вы будете перебирать ингредиенты для зелий, без перчаток. Как обычно, два часа. Невилл чуть-чуть погрустнел, но покладисто кивнул, и его глаза почти не утратили этого странного блеска... Снейпа он пугал - пугал, потому что профессор не мог найти объяснение на редкость прекрасному настрою гриффиндорца. А профессор зельеварения не любил необъяснимые вещи. Просто не любил. - ...Профессор, - робко напомнил о себе Невилл спустя положенное время. - Идите. Долгопупс. Надо же, Вы ничего не разбили. - Повезло. - Пять баллов с Гриффиндора. - За что?! - За нахальство. Сниму еще десять, если сейчас же не уйдете. Невилл фыркнул, и вышел из лаборатории.
...Он не так давно открыл в себе тягу к записыванию чувств и эмоций. Просто водя пером по бумаге, он отдавал и выплескивал то, что камнем лежало на душе, он доверял безликим листам свои чувства, свои эмоции. Свои мысли. "Так нельзя жить, нельзя. Ты это понимаешь? Не понимаешь. Я знаю, что сложно отказаться от того, что тебе прививали с раннего детства - сложно, но ведь возможно, не так ли? ты - Падший Ангел, твоя прекрасные крылья запорошены пеплом - пеплом сгоревших надежд, пеплом ушедшей любви. Ты никогда не знал доброты, ты рос в отчуждении, тебе было плохо, сложно, больно. Тебя сделали таким, какой ты сейчас. Как можно ненавидеть весь мир? Я не знаю. Зато ты это знаешь. Ты знаешь это, и ты не можешь переделать себя. Тебе плохо, и ты не можешь ничего сделать, кроме как снова ненавидеть. Если бы рядом с тобой был кто-то, кто поможет тебе, кто вырвет из твоей души эти сорняки - эту грусть, тоску и ненависть... Но ты никого не подпускаешь к себе! ты против всех, ты замкнулся, ты не допускаешь даже возможности того, чтобы открыться, чтобы поделиться с кем-то своими чувствами. Ты всегда резок и жесток - даже наедине с собой, я уверен. Ты был таким, и ты думаешь, что уже не изменишься. Думаешь, что поздно меняться, когда большая половина жизни прожита, и она была отнюдь не самой лучшей. Ты думаешь, что таким, какой ты есть, тебя никто не примет. Или, узнав о том, что творится в твоей душе, тебя будут презирать, или, что для тебя еще хуже - тебя будут жалеть. Но нет, я не буду делать ни того, ни другого. Ты не заслуживаешь жалости - потому что ты не примешь её. Хорошие чувства тоже надо уметь принимать, любовь моя. И я постараюсь научить тебя этому, научить верить - научить жить. Жить так, чтобы не бояться, чтобы не ненавидеть. Потому что, выжигая себя, ты делаешь больно мне... Ты назовешь меня эгоистом? Может быть, ты и прав, в чем-то я эгоист. Я не люблю боль, я боюсь боли, и я не хочу, чтобы ты чувствовал её. То, что было, уже не изменить, но я постараюсь сгладить шрамы на твоей душе. Я постараюсь - и я верю, что у меня получится. Судьба - странная штука, любовь моя... Кому-то она отдает все, кому-то не дает ничего. А кому-то хорошее достается неравномерно. Может быть, многие, у кого была плохая жизнь, так и не дождались хорошего. Может быть... Мне легче думать так, нежели считать, что кому-т злодейка-Судьба вовсе не отмерила счастья. Я знаю, что ты еще встретишь в жизни человека, который растопит лед, который сковал твое сердце. И пусть этим человеком буду я..."
После разговора в гриффиндорской гостиной прошел не один день - прошло больше месяца. И появление Невилла Долгопупса в Большом Зале одним туманным воскресным утром в начале декабря вызвало недоуменно-восторженный шумок и заставило Шеймуса Финнигана судорожно сглотнуть. Каштановые волосы слегка подстрижены спереди, но остались такой же длины сзади, и некоторые прядки сияют огненно-красным цветом. Глаза кажутся больше и выразительнее - но сложно разглядеть умело нанесенную косметику. Черные, слегка расклешенные джинсы на красно-белом ремне подчеркивают длину ног и скрывают излишнюю полноту голеней. Свободная черная куртка с красными и белыми полосами расстегнута, под ней - облегающая красная футболка с черным рисунком. На шее - шнурок с красным кулоном, форму которого сложно разглядеть издалека. На нежных розовых губах играет рассеянная улыбка, и это темноглазое чудо увлеченно разговаривает с Гермионой Грейнджер. - Какой он красавчик... - прошептал Шеймус на ухо Лаванде Браун. Девушка согласно кивнула, не отрывая взгляд от парочки: - Уизли ничего не светит с Грейнджер, когда рядом с ней такой парень. Кто бы могу подумать... - Да не говори... Но больше всех были поражены профессора. Точнее, деканы домов. Точнее, деканы домов Гриффиндора и Слизерина. МакГонагалл - потому что не ожидала от тихого, незаметного Невилла такой выходки. Снейп - отчасти по той же причине. И вторую причину его изумления высказал Шеймус Финниган. "Какой красавец..." Юноша, на которого Северус Снейп не обращал внимания долгое время, очень изменился. Снейп помнил его нескладным подростком, забитым и робким, неуклюжим и слезливым, гадким утенком, у которого не было будущего. Но гадкий утенок вырос и превратился в прекрасного Черного Лебедя. Почему Черного? Потому что нельзя назвать Белым человека, которому настолько идет черный цвет, и который это, похоже, знает. Человека, обладающего удивительными бордово-черными глазами, в глубине которых плясали золотые лукавые огоньки, и пушистыми темно-каштановыми волосами. Черный Лебедь... Прекрасный, непостижимый... И недоступный. Северус Снейп незаметно наблюдал за Невиллом и Гермионой. Вот они сели за гриффиндорский стол. Сразу к Невиллу потянулись руки - пощупать, коснуться, удостовериться, что это не иллюзия... Невилл смеется, что-то объясняя друзьям, и го глаза сияют еще больше, чем в тот вечер, когда он впервые пришел на отработку наказания веселым. Какой он, оказывается, общительный... Снейп не сразу понял, что окликают. Только когда кто-то деликатно дотронулся до его рукава, он понял, что перед ним стоит Долгопупс: - Профессор! - Что вам нужно, мистер Долгопупс? - Я... - юноша смутился. - Профессор, я плохо понял последнюю тему по зельям. Вы не могли бы рассказать подробнее? - Что ж, - губы профессора искривились в усмешке. - Вы стали смелее. Приходите сегодня, в восемь. - Спасибо, - Невилл сдержанно кивнул и направился к выходу из Большого Зала. Его провожали взглядами не только ученицы, но и ученики, и не только младших, но и старших курсов. И сам профессор Снейп - но так, чтоб не заметили окружающие.
"Ты изменился, любовь моя. Ты стал терпимее ко мне. Неужели это только лишь из-за того, что я стал привлекательнее внешне? Может быть... По крайней мере, я добился того, чего отел - ты обратил на меня внимание. Теперь дважды в неделю мы остаемся наедине в твоей лаборатории. Ты объясняешь мне тему, а я сижу, и больше любуюсь тобой, чем слушаю. Мне все объясняет Гермиона, но тебе об этом знать необязательно... Я хочу быть рядом, случать твой голос, и это лучший вариант - заниматься с тобой индивидуально. Редко, но мы остаемся вместе... Я счастлив, лишь зная, что ты рядом, что у тебя все хорошо, что не случилось ничего плохого, что ты пусть не счастлив - в своем обычном настроении. Я просто счастлив..."
- Вам понятно? - Да, сэр. - Тогда на сегодня все. До четверга. Невилл слегка поклонился и вышел из лаборатории. На его лице было привычное уже всем сосредоточенно-внимательное выражение. Ему действительно нравилось, что он привлекал внимание - своим неожиданным поведением и проснувшейся жаждой выглядеть красиво. Не без помощи Гермионы он добился того, что его признали одним из красивейших юношей школы, и девушки младших курсов недвусмысленно показывали, что не против встречаться, или хотя бы стать друзьями, но из всех них он действительно дружил с тремя: Гермионой Грейнджер, Джинни Уизли и Полумной Лавгуд. Они не добивались его внимания, и это радовало его: все-таки ему было немного непривычно ловить заинтересованные взгляды. Невилл поправил на плече ремень сумки с учебниками и направился к выходу из подземелья. Его мысли вновь занимал только профессор Снейп. Возможно, Невилл казалось, а возможно, в черных глазах на самом деле появился интерес и некоторая нежность... Но, скорее всего, ему просто показалось. - О, наш новый красавчик! Ленивый протяжный голос с нахальными интонациями заставил юношу вздрогнуть. Он вскинул голову, сдувая с лица чуть отросшую челку: - Что тебе нужно, Малфой? - О, да ты осмелел, Долгопупс! - Малфой шутливо восхитился. Его бессменные "тени" - Крэбб и Гойл - выступили вперед, подчиняясь практически незаметной команде со стороны Драко. - Да ничего особенного. Просто поиметь тебя. - Малфой, ты с ума сошел! - Невилл выхватил палочку. - Петрификус Тоталус! - Крэбб запнулся и упал. - Экспелиармус! - палочка Невилла выпорхнула из его рук. - Гойл, держи его! - Нет! помогите! - Не ори, кроме Снейпа здесь никого нет, а ему ты не нужен... Он не поможет... - Малфой похотливо ухмыльнулся, заклинанием обездвиживая Невилла. - А можно я? - Гойл взглядом голодного дракона посмотрел на шатена. - Только после меня... - Нет... Нет... - Невилл с откровенным ужасом смотрел на приближающегося Малфоя. - Помогите... Хоть кто-нибудь... - Никто не поможет, Долгопупс. Никто, - Драко провел пальцами по губам юноши, и быстро отдернул руку, чудом избежав укуса. - А ты с норовом... Вот заодно и попробуем на тебе одну штучку... - Драко вытащил из кармана мантии небольшой флакончик. - Зелье, действующее на подобие Империо. Ты станешь первым добровольцем, который испытает его, Долгопупс. Честь, не так ли? Малфой заставил Невилла открыть рот и буквально влил в него зелье, зажав при этом нос юноши, дабы тот не мог не проглотить жидкость. Невилл секунд двадцать держался, потом сделал глоток. Горло обожгло, потом стало очень холодно - и он потерял сознание. Последним, что он услышал, были слова: - Что тут происходит, мистер Малфой? - произнесенные холодным голосом, который он так любил...
Профессор Северус Снейп не сразу среагировал на крики "Помогите!" в коридоре. Он думал, что ему показалось. Кто посмеет устраивать беспорядки в опасной близости от помещений, занимаемых зельеваром? Как оказалось, кто-то мог. Когда крик повторился, Снейп выглянул из лаборатории. Около лестницы, ведущей наверх, в холл, кто-то был. И кем-то определенно был Невилл Долгопупс. Мальчик, которого Снейп узнал бы из тысячи - подсказал бы внутренний голос, который кричал безжалостному профессору, что этот мальчишка именно тот, кого Северусу суждено любить... Еще одного он узнал по платиновым волосам. Драко Малфой. Третий, видимо, либо Крэбб, либо Гойл. Снейп вышел из лаборатории, и зашагал к лестнице. Он успел как раз к моменту, когда Малфой заставил Долгопупса выпить какое-то зелье. - Что здесь происходит, мистер Малфой? - он говорил максимально холодно, ничем не выдавая беспокойства, охватившего его при виде безвольного тела Долгопупса, висящего в воздухе. - Ничего особенного, профессор, - Малфой не ступал непробиваемостью ему. - Мы с Долгопупсом немного повздорили, и я упросил его выпить одно зелье... - Какое зелье? - Ничего особенного, - с нажимом повторил Малфой. - Мистер Малфой, дайте мне флакон от зелья. - Профессор, это наши с Долгопупсом дела. - Вы мой ученик, Драко, значит, если вы причините Долгопупсу вред, это будут не только ваши проблемы, но и мои. А мне не нужны проблемы. Дайте флакон, мистер Малфой. Драко нехотя протянул склянку. Одного запаха Снейпу хватило, чтобы понять, что если в течение десяти минут Невилл не получит антидоты, то останется только заказать ему красивый гроб. Зелье Подчинения, которое разрабатывали не без его участия - в его состав входила смертельно опасная для Невилла настойка ягод одного редкого вида кактусов. На данный момент зельевара ничуть не интересовало, зачем Драко понадобилось это зелье. Гораздо важнее было донести Невилла до медпункта - у мадам Помфри есть половина нужных лекарств. - Отнесите его в медпункт. Быстро. И пятьдесят баллов со Слизерина. - Но, профессор... - Быстро, мистер Малфой! Вы же не хотите быть обвиненным в убийстве? - В убийстве? - эхом отозвался Драко, и тут же испуганно пробормотал заклинание левитации, после чего поспешил наверх. Снейп же вернулся к себе за необходимыми отварами и направился туда же - в школьный медпункт. Оставалось меньше пяти минут. Около кровати Долгопупса сидела плачущая Гермиона Грейнджер и хмурый Драко Малфой. Гермиона с сумасшедшей надеждой уставилась на профессора зелий: - Что с ним, сэр? Он выживет? - Это зависит только от того, не будете ли вы мешать, - раздражен отозвался Снейп, поворачиваясь к мадам Помфри. - Отравление. От вас нужны только обычные зелья и заклинания, все остальное я сделаю сам. - Хорошо, Северус. Гермиона наблюдала за тем, как Снейп растворял какие-то порошки в отварах, и вливал эти отвары в рот Невиллу, заставляя того проглатывать все. Время неумолимо текло... Вот наконец мадам Помфри наложила последнее заклинание, а Снейп отставил в сторону последний флакон. - Если он не очнется через полминуты, то, мисс Грейнджер, заказывайте шикарные похороны. С Вами, мистер Малфой, я поговорю отдельно и чуть позже. Долгожданный миг, когда Невилл с шумом вобрал в себя воздух, едва не стал последним для Снейпа. Впрочем, для того смерть в объятиях гриффиндорки была бы слишком комичной и странной. А потому Северус Снейп разжал её руки, и, перебивая вопли: - Он жив, жив, жив, жив, ура! - произнес: - Мисс Грейнджер, умерьте пыл. - Это поправимо, Герми, - хрипло прошептал Невилл, открывая мутные глаза. С громким визгом Гермиона ринулась к нему, но была остановлена железной рукой Снейпа: - Мисс Грейнджер, вы хотите, чтобы зелья, использованные мной, оказались потрачены впустую? Не беспокойте больного. Мне жалко времени и денег, потраченных на приготовление того, что может исчезнуть бесследно. - Нев, ты живой... - Нет, ёлы-палы, я зомби! - Невилл шутливо рассердился. - Говорящий труп, который сейчас придушит этого у**ка, по недоразумению носящего имя Драко Малфой, своими руками, с невинной надеждой, что уж сейчас у него хватит совести не применять заклинаний и не прятаться за спины своих маленьких друзей! - Спокойно, Долгопупс, с этим разберусь я сам, - Снейп хмуро посмотрел на Малфоя. - За мной, Драко, - он сделал шаг в направлении двери, но был пойман за руку Невиллом: - Простите, профессор... Я Вам очень благодарен за то, что вы сделали... И все же... Разрешите поговорить с вами наедине как можно быстрее... Снейп посмотрел на юношу, собираясь ответит своим обычном категорическим "Нет", но утонул в карих глазах... В них была такая мольба, такая надежда, такая... Безысходность... - Поппи, мы может остаться вдвоем? - Недолго, Северус, - кивнула мадам Помфри, выталкивая Драко и Гермиону в коридор. - Мистер Малфой, ждите меня в лаборатории, - крикнул Снейп в уже закрывающуюся дверь. Он секунду стоял около кровати Невилла, потом подошел к окну, к подоконнику. - О чем Вы хотели поговорить, мистер Долгопупс... - Я прошу вас выслушать меня, сэр, - голос Невилла звучал негромко, но твердо. - Дело в том, что... Я люблю Вас. Просто люблю... Таким, какой Вы есть... Давно люблю. Я не могу без Вас, мне нужны именно Вы, я уверен в своем чувстве, и пусть оно безответно, я хочу, чтобы вы просто знали... Я... - голос Невилла сорвался на секунду, но он закончил. - Я знаю, что Вы скажете, что это глупо, что я дурак, маленький еще для чувств... И все же... Зельевар молча переваривал услышанное. Это было несколько неожиданно для него... Он... Он смог стать объектом чьей-то любви? Кто-то, пусть и Долгопупс, любит его? Нет, не так: Долгопупс влюблен в него? Невилл... Тот Невилл, который... Которого он сам любит? Или... Или не любит, а просто хочет, хочет обладать им... Ему казалось, что он хочет невозможного. Теперь эти мысли перешли из разряда невозможных в разряд пошлых и недостойных его... Снейп, пересиливая себя, хотел уже равнодушно ответить: "Вы правильно считали, мистер Долгопупс", но он имел глупость обернуться и посмотреть на Невилла. И снова утонуть в очах юноши. Упасть в бархатную пропасть, чтобы исчезнуть там. Подчиниться гипнотическому взгляду, чтобы понять, что окончательно пропал. Что готов весь мир отдать для того, чтобы в этих глазах снова появилось тепло, чтобы они сияли улыбкой, чтобы никогда не исчезала из них эта нежность, эта жажда любви - и страх, легкий налет страха, свойственного первому настоящему влечению... Страх от осознания всей мощи любви, живущей в испуганном сердечке - настоящей любви, способной сокрушить стены, проломить все преграды и настигнуть свою цель сквозь время, пространство - или разрушить душевный барьер Северуса Снейпа, что ничуть не легче. Мастер Зельеварения понял, что впервые в жизни по-настоящему влюбился. - Невилл... - шагнуть, умудрившись споткнуться на ровном полу и упасть на кровать, опираясь на покрывало по обе стороны бедер шатена. Уловить счастье в карих глазах, и приникнуть к нежным теплым губам. Целовать и целовать, упиваясь поцелуем и достигая пика возбуждения при одной мысли о любимом. Чувствовать руки, гладящие твои плечи, нежно касающиеся шеи, пытающиеся расстегнуть тяжелую мантию. Помогать - потому что мантия слишком стесняет твои движения... Снимать одежду с него, опускаясь губами все ниже и ниже, слыша сдавленные стоны и забывая обо всех запретах. Чувствовать биение сердца где-то около твоих ушей, и продолжать скользить, покрывая поцелуями тело любимого - кому-то оно кажется некрасивым, но для тебя нет форм совершеннее... - Про... Профессор... - Просто Северус, - на секунду оторваться от него, чмокнуть в нос, погладить обнаженные плечи. - Ты хочешь?.. - Хочу... Северус... Я... Люблю... - Знаю.
В городе пахнет только тобою Низ живота наполняет любовью Есть только ты и я... (С) Tokio, "Когда ты плачешь"
Отправлено: 05.04.09 12:22. Заголовок: И то, и другое))))Но..
И то, и другое))))Но фик меня конкретно убил...По уши в землю втоптал!
Алексей Воронской
домохранитель
Сообщение: 46
Одежда: белая рубашка с длинным рукавом, черные брюки, высокие сапоги; правая рука перебинтована
Репутация:
0
Отправлено: 05.04.09 12:29. Заголовок: угу, я мастер на нер..
угу, я мастер на нереально нестандартные пейринги... Ну кто ж еще до такого додумается?) Ни разу не встречал. И ФарфЙоджи (по Вайсс) тоже, похоже, два челвоека писали - я и еще один фикер, не помню имени, еле нашел...
Александр Делавер
+безликий+
Сообщение: 257
Одежда: Одет просто, футболка и джинсы. Всегда ходит с сумкой и фотоаппаратом.
Репутация:
2
Отправлено: 05.04.09 16:04. Заголовок: а нету ли у тебя фан..
а нету ли у тебя фанфика с перингом Флифтик/Альбус? тоже, весьма экстравагантно XDD
забавная вешица... большеничего не скажу...
Натан Рал есть еще главы?? не хочешь выставить?? *строю кавайные глазки* позя-зя!
Отправлено: 05.04.09 19:26. Заголовок: НОЧИ ЛОРИЭНА Под с..
НОЧИ ЛОРИЭНА
Под сенью мэллорнов
Disclaimer. Все упомянутые здесь места и герои принадлежат Толкиену (кроме Гилморна, который принадлежит мне). Лориэн и населяющих его эльфов я представляю себе в соответствии с фильмом "Братство кольца". К сожалению, у Халдира, которого играл Крэйг Паркер, был явно не лучший костюмер и гример, поэтому я не могу сказать, что в фильме он меня полностью... эхм... удовлетворил. Так что мысленно я его сильно идеализировала. Зато Румил мне ужасно понравился, да и Орофин с пивом вполне сойдет :)
Предисловие автора. Идея "Ночей Лориэна" появилась у меня давно, почти сразу после завершения "Ночей Мордора", и название "Под сенью мэллорнов" упоминается уже в предисловии к "Выкупу". Этот рассказ должен был стать связующим звеном между "Ночами Ривенделла" и "Демоном из его грез". Итак, Гилморн провел в Имладрисе год после освобождения из плена, еще год отделяет его от новой встречи с Нортом Мораданом. Чем он занимался в это время, и как эволюционировал его образ мыслей, иллюстрирует данный рассказ :) Но только в процессе его написания до меня дошло, что задуманный мной сюжет больше вписывается в реальность не "Ночей Мордора", а "Роланда-2". Поэтому я перестала смущаться, употребляя всякие разные просторечные слова и глумливые обороты. Так что рассказ получился довольно стебным и никак не может служить реальным приквелом к "Демону". А настоящим приквелом к "Демону" получился написанный чуть раньше коротенький рассказ "Ночи Эсгарота". Идея его взялась буквально ниоткуда, и я написала его в два дня. Красивая романтичная история, в отличие от того гнусного слэша, который перед вами :))
Приятного чтения, и учтите, от финальной фразы я сама непроизвольно заржала в голос :)))
В Лориэне Гилморну не понравилось. Исполинские колоннады мэллорнов угнетали, дэлони пробуждали страх высоты, постоянный голубоватый сумрак сбивал ощущение времени, а надменность лориэнских эльфов просто бесила. Они вели себя так, будто он был не посланником короля Трандуила, а лесным дикарем, принимаемым здесь с брезгливой милостью. "Я синда, черт побери, и родич им!" - в ярости думал Гилморн, глядя на иронически вздернутые брови и презрительно искривленные губы своих собеседников, и с удовольствием говорил им всякие гнусности, замаскированные простодушным или преувеличенно учтивым тоном.
- Ах, как потрясающе ваши жилища вписываются в окружающий пейзаж, ведь они так похожи на птичьи гнезда!
- Этот голубой полусвет замечательно настраивает на благочестивый и целомудренный лад!
- Как вам повезло, что у вас есть Владычица! Она оттеняет сухое и размеренное мужское правление своей исте... искренностью и непосредственностью!
Ну, и все в таком духе. Собеседники злились, а Гилморн откровенно веселился. Надо же было как-то развлекаться, Келеборн просил его погостить в Лориэне несколько дней, пока он не напишет ответ на письмо лихолесского короля. Хорошо, что ему почти не приходилось встречаться с Келеборном. Лориэнский лорд, в отличие от своих подданных, был приветлив и благожелателен, но Гилморну было как-то не по себе в его присутствии. Он краснел, бледнел и запинался, наверняка производя впечатление полного идиота. Бедный эльф боялся лишний раз поднять глаза на Келеборна, уж слишком тот напоминал ему Дэла: в чертах лица ничего общего, но та же гордая посадка головы, высокий рост, широкие плечи воина, спокойная сила и уверенность во взгляде. Тоска Гилморна разгорелась с новой силой. Это, конечно, не лучший способ пережить разлуку - видеть во всех мужчинах черты своего возлюбленного.
Так что он был даже рад, когда страж границы Халдир пригласил его скоротать вечер за приятной беседой и кубком вина на окраине Карас Галадон. Уж в нем-то ничего не напоминало Глорфиндела. Халдир был сноб и ехидная сволочь, это было просто написано поперек его красивой морды. Он начинал высмеивать любой предмет, который только бывал упомянут в разговоре, и временами довольно непристойно. Гилморна это забавляло, пока Халдир не переключился на него самого.
- Слушай, родственничек, у тебя такие маленькие руки, как ты ими натягиваешь лук? - сказал он, беря ладонь Гилморна в свою и слегка ее сжимая.
- Я кого хочешь могу натянуть, - не задумываясь, отозвался Гилморн и попытался отнять руку, но не тут-то было. Халдир накрыл его ладонь другой рукой и погладил.
- А ты пошляк, братец, - он улыбнулся насмешливо.
- А ты нахал. Пусти, а то я подумаю, что ты ко мне пристаешь.
Халдир рассмеялся, но не отпустил его, а подтащил ближе.
- Почему бы и нет?
- Слушай, Халдир, как ты умудрился нажраться с двух стаканов вина? - сказал недовольным голосом Гилморн. Ему определенно не нравилось быть объектом издевательств.
- Ты низкого мнения о себе, родственничек. Думаешь, к тебе можно приставать только спьяну?
Вот теперь Гилморн начал злиться.
- Халдир, какого черта. Не строй из себя извращенца, у тебя плохо получается.
- Может, ты дашь мне пару уроков? - игриво сказал Халдир и сжал его руку сильнее.
- Ты не в моем вкусе, - парировал Гилморн, безуспешно пытаясь разжать его пальцы свободной рукой.
Наглый эльф улыбнулся и подмигнул:
- Ты сначала попробуй.
- А не пошел бы ты куда подальше? С девицами вашими лориэнскими флиртуй!
- Когда ты вот так надуваешь губки, ты вылитая девица, - и Халдир протянул руку к его лицу, явно собираясь коснуться упомянутой его части.
Гилморн увернулся и оттолкнул его руку.
- Может, мне штаны снять, чтобы ты перестал принимать меня за девушку? - пробурчал он мрачно.
- Валяй, - промурлыкал Халдир, хватая его за запястья и дергая к себе.
- По-моему, ты очень хочешь получить в морду! - Гилморн попытался пихнуть его коленом, они оба потеряли равновесие, повалились в траву и принялись бороться.
Силы их были примерно равны, но Гилморн выпил больше и отбивался весьма вяло. У него и в мыслях не было подозревать Халдира в каких-то серьезных намерениях. За сегодняшний вечер лориэнский эльф изрек уже немало сомнительных шуточек, просто на этот раз мишенью стал сам Гилморн. Другое дело, что шутить на эту скользкую тему ему совсем не хотелось, но не хотелось и показать, что она имеет для него какое-то особенное значение. Так что очень скоро Халдир с торжествующим видом прижал его к земле. Гилморн вздохнул, заложил руки за голову и сказал скучным голосом:
- Тебе бы жениться, Халдир. Сразу пройдет охота цепляться к собутыльникам. Или тебе все лориэнские девушки отказали, и ты решил попытать счастья с мужчинами?
Халдир широко улыбнулся, но взгляд его, упершийся в Гилморна, оставался серьезным.
- Да брось, - сказал он вкрадчиво. - Тебе ведь это нравится, признайся.
Сердце у лихолесского эльфа забилось чаще. Ради Эру, что все это значит? Инстинкт робко подсказывал ему об опасности, но разум находил эту мысль абсурдной. Какая опасность могла грозить ему здесь, в Лориэне?
- Если ты про свое дурацкое чувство юмора, то оно мне не нравится, - заявил он.
- Нет, я вот об этом, - Халдир ухмыльнулся и вдруг провел рукой по его бедру.
Гилморн просто оцепенел, глядя на эльфа расширившимися глазами.
- Х-хэл... Что ты д-делаешь? - выдавил он.
Халдир снова его погладил, еще настойчивее, и наклонился к его лицу.
- Ну же, не ломайся. Никто не узнает, мы просто развлечемся один разок, и все.
- Хэл, ты с ума сошел, я не...
- Не делай такой невинный вид, тебе это не идет. Говорят, что в Имладрисе ты строил всем глазки, как девица на выданье, а кое-кому даже позволял себя трогать. И не только трогать...
Перед глазами у Гилморна все закружилось, щеки запылали. Значит, вот какие про него ходят слухи! Эру милосердный, зачем он вел себя так нахально во владениях Полуэльфа? Теперь его считают легкомысленным, может, даже... Сердце у него ускакало куда-то в живот, и все тело охватила слабость.
Может, даже развратным.
Может, именно поэтому лориэнские эльфы разговаривают с ним так надменно. И поэтому Халдир позволяет себе так с ним обращаться...
- Не надо, Хэл, ты что... - разом потеряв голос, прошептал он и попытался оттолкнуть руки Халдира, который начал расстегивать на нем рубашку.
- Ты такой хорошенький, когда смущаешься, - хрипло сказал Халдир, ловя в неожиданно сильный захват запястья Гилморна и заводя их ему за голову.
Лихолесский эльф едва не застонал. Тело его против воли отзывалось на привычную игру, и от цепкого взгляда Халдира, обшаривающего его тело, у него стало жарко в паху. Если Халдир сейчас его поцелует...
Дыхание коснулось его щеки, и Гилморн закрыл глаза, ожидая прикосновения горячих губ. Но вместо этого Халдир принялся довольно грубо тискать его через одежду, что совсем не казалось эротичным. Гилморн попробовал освободить руки и отпихнуть его, но безуспешно. Эльф придавил его к земле, тяжело дыша и заводясь с каждой минутой все сильнее. Он шептал, скользя руками по телу Гилморна:
- Ну же, детка, покажи, на что ты способен. Мне давно хотелось попробовать красивого и опытного мальчика. Да, вот так, давай, раздвинь ножки!
- Не надо, Хэл... Отпусти...
- Перестань прикидываться, - ухмыльнулся Халдир. - Ты ведь это любишь, правда? - он поймал его рот своим, целуя грубо, без малейшего намека на нежность, расстегивая на эльфе штаны и залезая под них ладонью.
- Ух ты, что у нас здесь... А еще говорил, что не хочешь!
- Не надо... - простонал Гилморн, чувствуя себя абсолютно беспомощным в руках Халдира. Все остальные слова просто улетучились из его памяти. - Не надо, Хэл, ну пожалуйста...
Он изнемогал от стыда за свою явную и очевидную испорченность. То, что делал с ним Халдир, было унизительным, гадким... и возбуждающим тоже, но от этого унижение не становилось меньше. "Светлая Элберет, я вел себя как дешевая шлюха, вот и нарвался. Это наказание, расплата, я сам во всем виноват..."
Он сделал последнюю попытку справиться с ситуацией и сказал дрожащим голосом:
- Халдир, я не хочу. Отпусти меня, пожалуйста.
- Ну уж нет, детка, - эльф недобро ухмыльнулся. - Ты сам напросился, завлекал меня весь вечер, а как до дела дошло, сразу в кусты? Я с собой играть не позволю.
- Я не завлекал! - слабо пискнул Гилморн.
Халдир перевернул его на живот и одним движением стащил с него штаны до колен. Когда он засмотрелся на татуировку на спине Гилморна, лихолесский эльф попробовал вырваться, но Халдир шлепнул его по заду и прижал к земле.
- Не дергайся! - сказал он повелительно и стал расстегивать штаны.
От обиды и унижения к горлу лихолесского эльфа подступили рыдания. Гилморн окончательно сдался, тело его безвольно обмякло под навалившимся на него эльфом. Глотая слезы, он прижался щекой к земле, стараясь дышать глубоко, не всхлипывать и расслабиться. Пытаясь убедить себя, что он правда этого хочет, что Халдир будет с ним поласковее, если он не будет сопротивляться. Но ласковым его любовник не был ни одной минуты. Гилморн не сдержал крик боли, когда Халдир резко вставил ему свой член, воспользовавшись для смазки только чуточкой слюны, и начал двигаться. Это было больно, почти все время, Халдир был не столько груб, сколько неумел и тороплив. Он все делал не так - не тот ритм, не тот угол. Впрочем, иногда он задевал те места, которые нужно, чисто случайно, надо полагать. От этого Гилморн вздрагивал и приглушенно постанывал, а эрекция его становилась просто болезненной. Он пытался двигаться навстречу Халдиру, но тот всем своим весом наваливался на него, заставляя лежать смирно, и Гилморн не мог даже прикоснуться к своему пульсирующему желанием члену. В довершение всего, поза была очень неудобной, ему приходилось изо всех сил упираться локтями и коленями, чтобы не елозить по земле животом и прочими нежными частями тела, так что у него ломило спину, плечи и шею, а попка, терзаемая Халдиром, зверски болела.
Когда Халдир кончил, Гилморн чуть не зарыдал от разочарования и досады.
- Понравилось, детка? - сказал эльф самодовольно, слезая с него.
- Потрясающе, - процедил Гилморн сквозь зубы, но сарказм его совершенно ускользнул от Халдира. Тот покровительственно похлопал Гилморна по заду, привел в порядок свою одежду и скрылся из виду.
Желание, разбуженное и не удовлетворенное торопливым любовником, не проходило, более того, становилось невыносимым. Вздохнув, эльф стиснул ладошкой член и за полминуты облегчил свои страдания, зажимая себе рот свободной рукой, чтобы не издавать слишком громких стонов. Потом Гилморн кое-как натянул штаны и некоторое время лежал неподвижно, свернувшись калачиком, тупо глядя на шевелящиеся возле лица травинки. Хотелось плакать, но поскольку слезы - это неудовлетворенная сексуальная энергия, а он уже худо-бедно сам себя удовлетворил, то заплакать не получалось.
На душе у Гилморна было препохабно. Он чувствовал себя жалким, беспомощным и несчастным. Его использовали. Отымели. Халдир, гадина, даже не пытался сделать вид, что Гилморн ему нравится. Нет, он его трахнул потому, что считал распутником, дешевкой. "Я и есть дешевка, - подумал с горечью Гилморн. - Стоило пальчиком поманить, и уже готов. Как я мог так легко сдаться? Ведь я же не хотел этого, я не хотел валяться в кустах с первым встречным, почему я не мог сопротивляться?" Он почти себя ненавидел. Но это было не слишком приятно, поэтому мало-помалу его ненависть обратилась на Халдира. Награждая его про себя всякими прозвищами, из которых самым лестным было "самодовольный болван", Гилморн прокрался к своему жилищу и заперся там. Ему казалось, что следы объятий и поцелуев Халдира просто горят на нем, и каждый встречный будет смеяться и показывать на него пальцем.
Весь следующий день он прошатался по Карас Галадон, одинаково избегая мест и пустынных, и полных жителей. Он опасался встретить Халдира, но его нигде не было. Наверное, услали на границу, Халдир занимался здесь тем же, чем он сам в Лихолесье, это было одной из причин, почему Гилморн принял его приглашение. Лихолесский эльф немного расслабился... и загрустил. Обиднее всего было то, что красивый сероглазый страж границы ему нравился. Стоило ему только попросить вежливо и быть понежнее, он получил бы такую ночь любви, которую никогда не забыл! У Гилморна даже зародилась робкая мысль: а что, если разыскать Халдира и к обоюдному удовольствию немножко просветить его по части мужской любви? Однако ему пришло в голову, что Халдира сначала придется связать, чтобы он не совал свои грубые лапы куда не надо. Потом бедный эльф подумал, что Халдир теперь так его презирает, что даже разговаривать не захочет, и загрустил еще больше. Он дал себе твердое обещание ни за какие коврижки не оставаться больше ни с кем наедине, прекратить рискованные разговоры и вообще вести себя тише воды, ниже травы.
***
Когда Румил с Орофином предложили ему искупаться в пруду в окрестностях Карас Галадон, Гилморн посмотрел на них с подозрением, ища на их лицах свидетельство какого-нибудь подвоха. Но два красивых светловолосых эльфа, с которыми он познакомился за ужином, ответили ему взглядами доброжелательными, практически простодушными. Он решил, что если он не станет пить и будет держаться начеку, ему ничего не грозит. И согласился. Зря, как оказалось.
На берегу пруда их поджидал ухмыляющийся Халдир, и это совсем не выглядело случайной встречей. Гилморн кинул взгляд на Румила с Орофином. Они тоже не были удивлены. Чертовски подозрительно. Потом Гилморн заметил еще кое-что, и у него подкосились ноги. Между эльфами было несомненное сходство, хотя и не заметное сразу, но убедительно свидетельствующее, что все трое - братья.
Гилморн попятился и натолкнулся спиной на Орофина. Он почувствовал мгновенный всплеск ужаса. Эру милосердный, он просто не выдержит, если они проделают все то же самое втроем! Он задрожал и вяло попытался оттолкнуть Орофина, который положил ему руки на талию и привлек к себе.
- Я, пожалуй, пойду, - сказал Румил.
- Румил, не надо, не уходи, это не то, что ты думаешь, я вовсе не собираюсь... - у Гилморна перехватило горло, и он не закончил.
- В личные дела я не вмешиваюсь! - заявил Румил, краснея и отводя глаза. Он развернулся и исчез за деревьями, оставляя Гилморна в лапах своих развратных братьев.
- Я буду кричать, - прошептал Гилморн еле слышно. Кричать в этот момент он вряд ли мог, особенно когда Халдир прижался к нему спереди и стал целовать его в шею.
- Конечно, будешь, - сладострастно сказал эльф, ненадолго отрываясь от своего занятия. - Еще как будешь, уж мы-то постараемся. Ты ведь этого хочешь, правда, детка?
Все, что случилось потом, было вполне предсказуемо. Халдир с Орофином принялись целовать его и лапать в четыре руки, и опять он самым позорным образом возбудился и не смог выдавить ничего, кроме слабых неуверенных протестов. Орофин был нежнее, чем его нахальный братец, но он тоже не особо церемонился. Они раздели Гилморна, а потом разложили его на земле и отодрали, как хотели. По очереди, конечно, Гилморн вообще сомневался, что им известно о существовании орального секса, зато каждый по два раза, видимо, их заводило смотреть друг на друга. Он покорно подставлял им свою многострадальную задницу и только вскрикивал иногда, когда кто-то из них входил в него особенно глубоко и резко, или когда сперма обжигала его раздраженную норку.
Нельзя сказать, что это было совсем так уж плохо, ведь оба его непрошеных любовника были красивые, сильные, властные, Гилморну нравились такие мужчины. К тому же грубость до определенных пределов его возбуждала, и один раз ему даже посчастливилось кончить (ценой прямо-таки нечеловеческих усилий, потому что прикасаться к себе открыто на глазах у братьев он стеснялся). Но по доброй воле он никогда больше не лег бы в постель ни с Халдиром, ни с Орофином: так они были торопливы, невнимательны и самоуверенны, заботились исключительно о своем удовольствии, будто бы считали, что сам факт их внимания должен Гилморна осчастливить.
Когда они с ним закончили и убрались, Гилморн был так измучен, что едва мог пошевелиться. Только через полчаса он нашел в себе силы, чтобы искупаться в пруду, после чего натянул одежду прямо на мокрое тело и устроился в корнях мэллорна на охапке листвы. Но сон к нему не шел, а мысли в голове так и роились, как злобные лесные осы. Кусали так же больно, надо заметить. "Я сам виноват, не смог отказать, позволил им обращаться со мной, как со шлюхой, Эру милосердный, как стыдно, отвратительно и мерзко, что же мне теперь делать..." В конце концов ему надоело упиваться жалостью к себе, и он начал рассуждать более здраво. "Почему они за меня решают, что мне нравится, а что нет? Я имею право выбирать, с кем мне спать. А Халдиру и уж тем более Орофину я ничего не предлагал! Вранье это, что я его завлекал! Я же говорил "нет", может быть, не слишком решительно, но говорил, почему они меня не послушали? Если бы я хотел, я бы так и сказал!" На глазах у него выступили слезы бессильной ярости. Уж точно, в здравом уме никто не пожелает таких развлечений. Да его же просто изнасиловали! И кто? Не враги, не разбойники с большой дороги, не какие-нибудь подонки в темном переулке, а его собственные родичи, которым он доверял!
Чувство жалости к себе сменилось другим, малознакомым, но упоительным чувством - жаждой мести. Гилморн сел, вытер слезы и подумал о том, чего ему хочется. Думал он до тех пор, пока лицо его не просветлело и на губах не заиграла довольная улыбочка. О том, как добиться желаемого, ему пришлось подумать подольше, но и с этим он справился. После чего эльф улегся на импровизированное ложе и спокойно уснул, лелея в душе свой коварный план.
Халдир закрывал глаза и видел узкие бедра и округлые аппетитные ягодицы. Открывал глаза и видел то же самое. Практически как наяву. Иногда картины менялись - это могли быть бездонные голубые глаза в черной кайме ресниц, чуть припухлые розовые губы, стройные ноги в высоких сапогах, узкие кисти с длинными нежными пальцами, россыпь косичек бледного золота, тонкая талия или по-кошачьи выгнутая спинка с дорожкой позвонков и приподнятыми крыльями лопаток. Или все это вместе - то есть их обладатель. Гилморн, маленький эльф из Лихолесья, в котором пленительно сочеталось бесстыдство и стыдливость, распутство и невинность. Иногда Халдиру вспоминалось и другое, и тогда обжигающая волна возбуждения пробегала по его телу. Как маленький эльф краснел, опуская глаза, как умолял его своим мелодичным голоском, как вздыхал и стонал, двигаясь под Халдиром, как сжимал его своей упругой горячей плотью...
"Я что, в него влюбился?" - с кривой улыбкой подумал Халдир. Нет, это невозможно. Просто он еще не насладился сполна маленьким эльфом, стоит только еще пару раз его оттрахать, и желание будет удовлетворено. Где, интересно, сейчас Гилморн? Может быть, стоит навестить его в отведенном ему жилище? Если закрыть ему рот ладонью и не давать сильно брыкаться, никто ничего не услышит. Святые Валар, как его заводила напускная скромность лихолесской крошки! Все эти просьбы, сопротивление для вида, даже слезы на глазах - все предназначено для того, чтобы набить себе цену и сильнее разжечь вожделение в своих любовниках. А эта татуировка, Манвэ-вседержитель! Черно-серебряный дракон, который черт-те куда засунул свой хвост, при одном взгляде на него можно кончить!
Халдир уже окончательно решил наведаться в гости к Гилморну и трахнуть его разок, даже если для этого придется связать лихолесского развратника и заткнуть ему рот. А Орофин получит свое вечером, да и сам Халдир к нему присоединится. Как заманить Гилморна подальше в лес, чтобы развлечься без помех на пару с братцем, он придумает потом. Сразу после того, как утолит мучающий его голод плоти. Халдир встал и...
...и оказался лицом к лицу с объектом своих желаний.
- О, Хэл, а я как раз тебя ищу, - Гилморн улыбнулся самой соблазнительной улыбкой, которую когда-либо видел Халдир на устах мужчины. Поразмыслив, он мог бы прийти к выводу, что до сих пор не видел настолько соблазнительной улыбки даже на устах женщины. Но способность размышлять он мгновенно утратил, как только взглянул в глаза цвета неба, игриво поблескивающие из-под ресниц.
- Я скучал, - сообщил Гилморн.
Рука лихолесского эльфа как бы бессознательно теребила ворот рубашки, открывая нежную белую шейку. Халдир облизнул губы, не в силах отвести глаз от этого зрелища.
- Ммм... я тоже, - сказал он, с усилием переводя взгляд на лицо своего собеседника.
- Я тут подумал... - Гилморн залился краской и совсем опустил глаза. - Мы могли бы... Если ты, конечно, хочешь...
- Идем за мной! - быстро сказал Халдир, с трудом поборов желание закинуть эльфа на плечо и утащить в лесную чащу. Он еще помнил, что вокруг полно любопытных глаз.
Минут через пятнадцать они очутились за пределами Карас Галадон, и Халдир немедленно опрокинул маленького эльфа на землю под сенью развесистого мэллорна и принялся жадно его целовать.
- Здесь нас никто не потревожит? - очаровательно смущаясь, прошептал ему Гилморн на ухо.
- Нет, нет, сюда никто не придет, давай, раздевайся, не томи, я хочу твою попку, - сбивчиво забормотал Халдир, пытаясь содрать с эльфа штаны.
Тот извернулся под Халдиром и прижал ладонь к его паху, лукаво улыбаясь.
- Я могу показать тебе еще много чего интересного. Если ты, конечно, хочешь, - шепнул он.
Халдир не успел удивиться перемене, произошедшей с маленьким лицемером. Тот принялся гладить его член через штаны, и Халдир тяжело задышал, хватая его за плечи и притягивая ближе к себе. Нежные ручки расстегнули его ремень, забрались под ткань и обхватили его напряженную плоть. Халдир застонал и откинулся назад, глядя, как Гилморн ласкает его, наклоняясь все ниже... и вдруг его распущенные волосы накрывают бедра Халдира, а губы, влажные обжигающие губы охватывают его член! Тело Халдира скрутила судорога неистового, неизведанного наслаждения, голова откинулась, рот открылся в беззвучном крике. Он дернулся, засаживая член глубже в сладкий ротик эльфа.
- Тише, тише, расслабься, - успокаивающе промурлыкал Гилморн. - Сейчас все будет.
Он стащил с Халдира сапоги и штаны и снова встал перед ним на колени. Теперь Халдир позволил ему взять инициативу в свои руки (ну... эээ... не совсем в руки, конечно... и не совсем инициативу...). Сильные губы обрабатывали его, каждым движением даря ему блаженство Амана, пока ему не почудилось, что он вот-вот оторвется от земли и полетит. Но ритм прервался, губы отпустили, тело передвинулось, охватывая его бедра коленями, руки потянулись куда-то. Халдир попробовал схватить негодника, подмять под себя и прекратить, наконец, эту приятную, но совершенно не удовлетворяющую его игру. И обнаружил, что руки не двигаются, а когда рассеялся туман в глазах, увидел тонкий кожаный ремешок на запястьях. А еще через мгновение негодник завел ему руки за голову и прикрутил к корню мэллорна. И сел, улыбаясь и сверкая голубыми глазищами.
- Что за шутки? Ну-ка отпусти меня немедленно! - прорычал Халдир, дергая ремешок.
- Иначе что? - ехидно ухмыльнулся его любовник.
- Если ты меня сейчас же не отпустишь, то я... Ааахх...
Договорить он не смог, потому что Гилморн наклонился и стал ласкать его член губами, иногда пробегая быстрым горячим язычком по стволу и головке. Он обхватил его пальцами у основания, поглаживая и сжимая в том же ритме, и Халдир больше был не способен выговорить ни слова, только стонал в голос и запрокидывал голову, чувствуя приближение оргазма. Но в тот самый момент, когда он уже был почти готов извергнуть свое семя в искусный услужливый ротик, Гилморн снова его выпустил.
Халдир громко вскрикнул, умоляя любовника не останавливаться. Тот ответил ему все той же ехидной ухмылкой.
- Теперь ты представляешь, каково было мне, родственничек, - сказал он безжалостно.
От ярости и унижения лориэнский эльф задергался в путах, выплевывая бессвязные угрозы. Он обещал отшлепать наглеца, отодрать его так, что он неделю сидеть не сможет, выпороть его своим ремнем, посадить голой задницей в муравейник и Эру знает что еще. Гилморн прижал его бедра к земле, чтобы Халдир не мог двигаться, и снова взял его член в рот. И снова он с садистской точностью остановился за мгновение до того, как Халдир сумел кончить.
Лицо Халдира исказилось, он задыхался, желание острыми когтями раздирало его тело, перед глазами плавал туман. Слабым голосом лориэнский эльф начал умолять жестокого любовника дать ему хоть какое-нибудь удовлетворение, не мучить его больше. Гилморн улегся на него, поглаживая его грудь через расстегнутую рубашку, в глазах его горел огонек мстительного наслаждения.
- Хэл, а ты помнишь, как я тебя умолял? Как просил отпустить меня, говорил, что не хочу, упрашивал не делать этого со мной? Я не люблю, когда меня берут против воли!
Тяжело дыша, Халдир мерил его глазами, ноздри его раздувались. Однако в короткой схватке гордости и вожделения гордость проиграла, и он выдавил:
- Ну прости меня, детка, признаю, я был груб, но это потому, что ты меня просто с ума сводишь.
- Не слышу искреннего раскаяния, - сказал паршивец ехидно.
Халдир кривился, кусая губы. Он застонал, когда Гилморн снова нащупал его член, легко сжал и начал изматывающе медленно двигать ладонью.
- Тебе ведь никогда не доставляли удовольствие таким способом? - проворковал лихолесский эльф, припадая поцелуем к шее Халдира. Тот снова застонал, беспомощно и жалобно. - Представь, я могу облизывать и сосать тебя... ты будешь таять от наслаждения под моими губами... я дам тебе войти так глубоко, как ты хочешь, прямо в глотку, сожму тебя губами, выпью твое семя до последней капли... Ты хочешь этого?
Глаза Халдира закатились. Одни только слова Гилморна вызывали в нем бесстыдную, непристойную похоть, от которой он просто изнемогал, а член его чуть не разрывался от прилива крови. От мысли же, что это может стать реальностью, он почти терял сознание.
- Пожалуйста, Гилморн... обещаю, все что захочешь, только сделай это...
Губы лихолесского эльфа скользили по его коже.
- Ты и правда готов на все? Так быстро? Мне нравится, какой ты горячий и нетерпеливый, Хэл. С Орофином мне пришлось повозиться дольше.
- Что ты сделал с моим братом? - с тревогой спросил Халдир, на секунду забывая о терзающем его желании.
- Ничего, на что он не дал бы своего согласия. Ну, сразу он, конечно, не согласился, и мне пришлось раз пять доводить его до грани оргазма язычком...
- И что ты потребовал от него? - пересохшими губами спросил Халдир. Опасный блеск глаз лихолесского эльфа одновременно и пугал его, и заводил.
- Совсем немного. Всего лишь оказать мне аналогичную любезность.
- О нет! - простонал Халдир, закрывая глаза.
- Да, родственничек, да... И знаешь что, у твоего братца хорошие задатки, ему бы немного практики, ты понимаешь, о чем я?
- Замолчи, ты, развратный эльф!
Гилморн тихонько рассмеялся.
- Я всего лишь плачу тебе той же монетой. Ты думал, со мной легко справиться, да? Думал, я без слова позволю тебе вытворять все, что ты хочешь? Нет, Хэл, настала пора справедливого возмездия.
Халдир упрямо мотнул головой и процедил:
- Я не стану этого делать!
- Ну что ты, Хэл, я не собираюсь повторяться. Так ты хочешь узнать, что я приготовил для тебя?
С этими словами он сдвинулся вниз и лизнул горячим языком член Халдира.
- Да, о Эру, да, говори быстрее, и покончим с этим! - вскрикнул тот.
- Я подумал, что тебе будет полезно узнать, как чувствует себя пассивный партнер, - промурлыкал Гилморн и для подкрепления своих слов забрался пальчиками в ложбинку между ягодиц эльфа. Халдир вскрикнул в ужасе:
- Нет! Ни за что!
- Успокойся, Хэл, я не буду с тобой так же груб, как ты был со мной. У меня достаточно опыта, чтобы сделать секс приятным для обоих, - с мстительной усмешкой произнес Гилморн.
Он достал флакончик с ароматическим маслом и принялся смазывать свои пальцы. Халдир следил расширенными глазами за его манипуляциями, не в силах вымолвить ни слова, потому что язык его сковало стыдом и страхом. Он не мог даже позвать на помощь, а если бы и мог, что толку? Позволить застать его здесь с голой задницей в обществе развратного лихолесского эльфа, с которым он обошелся, скажем так, не самым деликатным образом...
Халдир невнятно запротестовал, когда скользкий палец вошел в тесное отверстие в его теле.
- Тише, расслабься, - сказал Гилморн. - Тебе даже понравится, обещаю.
Прямо сейчас Халдир в этом очень сомневался. Ощущения были не слишком приятными, а ведь это всего лишь палец, а не кое-что потолще! Потом он вспомнил, как безжалостно он сам брал лихолесского эльфа, и почувствовал дурноту. Должно быть, это чертовски больно, и если Гилморн решит проделать с ним то же самое...
Эльф добавил еще один палец, и Халдир дернулся, пытаясь освободиться. Гилморн промурлыкал что-то успокаивающее и свободной рукой начал ласкать его член в такт тому, как двигались его пальцы. Он слегка развел их, как ножницы, растягивая узкое отверстие. Потом добавил третий палец. Халдир задышал чаще, это уже было больнее, и опять он вспомнил, как они вдвоем с Орофином неистово трахали Гилморна, не давая ему ни минуты отдыха.
Он вскрикнул, когда пальцы эльфа задели внутри него какую-то точку, которая посылала волны дрожи по всему его телу. Приятной дрожи. Сладостной! Теперь он не сомневался, что хочет еще. Халдир застонал и развел колени шире, подаваясь навстречу своему любовнику. Гилморн почти вытащил пальцы, потом снова вогнал их в упругую плоть и снова задел ту же точку, при этом не забывая поглаживать член эльфа.
- Да! Еще! - вскрикнул Халдир, насаживаясь на его пальцы.
От прикосновений любовника у него звезды вспыхивали перед глазами, по позвоночнику бежали мурашки, и все мышцы напрягались, как струны.
- Пожалуйста... Гил... морн... Ооо, Валар...
И почти в тот же самый момент, когда влажные губы сжали его член, Халдир кончил, с такой силой, что у него потемнело в глазах.
Когда он пришел в себя, Гилморн наклонился над ним, глядя полными страсти глазами.
- Ты такой горячий, Хэл, - шепнул он, облизывая губы. - И сладкий...
Он выглядел так эротично, что Халдир почувствовал новую волну возбуждения. Член его дрогнул, возвращаясь к жизни. Гилморн не мог этого не заметить. С легкой улыбкой он потерся об него бедрами:
- Хочешь еще?
- Да, - прохрипел Халдир, глядя на него безумными глазами.
Гилморн неторопливо разделся и встал на колени между раздвинутых ног лориэнского эльфа. Увидев, что он смазывает свой член, Халдир понял, что он собирается делать, и задрожал, заливаясь краской смущения. Разрываясь между стыдом и желанием, он прошептал жалким голосом:
- Не надо... я не хочу... - осознавая с ужасом, что говорит сейчас то же самое и тем же самым тоном, что и Гилморн в те ночи, которые он провел с Халдиром и Орофином.
- Я же сказал, что не буду с тобой груб, - Гилморн словно прочел его мысли. - И не стану делать ничего, о чем ты сам меня не попросишь.
И конечно же, Халдир его попросил. А что ему оставалось делать, когда лихолесский развратник снова залез пальцами в его тесную дырочку и ласкал его изнутри, доводя до сумасшедшего экстаза! Халдир вздыхал, стонал, вскрикивал, дергался в путах, сжимал ногами талию своего любовника и умирал от стыда, слыша свой собственный умоляющий голос. Наконец Гилморн сжалился и овладел им, осторожно, нежно, причиняя лишь немного боли, которая почти сразу же сменилась обжигающим удовольствием. Лориэнский эльф заорал во все горло от переизбытка чувств, когда его семя вылилось на руку любовнику, а тот кончил внутри него, вдохновленный судорожным сжатием всех его мышц. С трудом придя в себя после оргазма, Халдир обнаружил себя в объятиях Гилморна, тот отдыхал, прижавшись к его плечу и рассеянно поглаживая Халдира по животу. Еще Халдир обнаружил, что руки его свободны. Гилморн, улыбаясь, приподнялся на локте и поцеловал его в губы.
- Мне было очень хорошо с тобой, Хэл. Думаю, мы квиты.
Халдир отвернулся, заливаясь краской. Он был не в силах смотреть в озорные голубые глаза.
- Не воображай, что я тебе это прощу, - пробормотал он.
- Что ты, я и не надеялся заслужить твою признательность, - хихикнул Гилморн, начиная одеваться. - Может быть, Орофин сможет тебя утешить. Или ты его, уж как договоритесь.
Прежде чем уйти, он снова поцеловал Халдира, и тот, вздохнув, ответил на поцелуй. Этим сладким губкам невозможно было сопротивляться.
Халдир дал себе твердое обещание ни за какие коврижки не связываться больше с Гилморном. И вообще ни с кем из лихолесских эльфов. Святые Валар, но каков развратник! Предложить ему спутаться с собственным братом! Нет, он, конечно, не будет спорить с тем, что Орофин весьма привлекательный эльф, и... Интересно, что Гилморн имел в виду под "хорошими задатками"?
***
Гилморн был доволен собой. Месть удалась ему в совершенстве! Наглый Халдир, умоляющий взять его, сделать с ним все, что душа пожелает, и сдержанный Орофин, ласкающий его нежными губами, дрожа от желания! Эти воспоминания дарили ему чувство триумфа и почти физического наслаждения. Зато картины того, как братья гнусно его использовали, поблекли в его памяти окончательно.
Удовольствие стало еще более полным, когда по заслугам получил и Румил. Гилморн не мог простить юному эльфу того, что тот не пожелал вмешаться и бросил его на милость своих братцев, хотя понимал, что дело нечисто. С другой стороны, вина его была не столь велика, чтобы использовать против него оружие такой же убойной силы, какое он использовал на его братьях.
После недолгих раздумий Гилморн изобрел небольшую, но вполне достойную пакость и немедленно воплотил ее в жизнь. На глазах примерно у десятка эльфов он подкрался к Румилу, обнял его рукой за талию, чмокнул в губы и сказал томным голосом с непередаваемым выражением на лице: "Дорогой, ночь была потрясающая!" Кругом раздались смешки, Румил покраснел до кончиков ушей, а Гилморн прошептал ему на ухо: "Это отучит тебя потакать твоим развратным братцам!" - и испарился, довольный собой еще больше, чем раньше. Его собственную репутацию вряд ли что-то могло испортить, а вот Румил после его вольной выходки какое-то время побудет мишенью для острот и намеков.
Гилморн тепло попрощался с Келеборном и Галадриэлью, даже забыв смутиться и покраснеть обычным порядком при взгляде на лориэнского лорда, получил письмо для короля Трандуила и покинул Карас Галадон. Напевая себе под нос, он шел через лес к эльфийскому посту на границе, где оставил свою лошадь, когда его окликнул сзади знакомый голос. Его догнал слегка запыхавшийся Румил.
- Послушай, Гилморн, я... я хочу извиниться, - нерешительно сказал он, снова краснея. - За себя и за моих братьев тоже. Они не имели права так поступать, а я должен был их остановить. Я могу рассчитывать... как-то заслужить твое прощение? - он коснулся рукава лихолесского эльфа и робко заглянул ему в глаза.
- Конечно, можешь, - ответил Гилморн, без промедления обнимая его за талию и целуя в губы.
Колени у юного эльфа подогнулись, и он пролепетал:
- Что ты делаешь?
- Соблазняю тебя, - честно сказал Гилморн и снова его поцеловал. - Разве тебе не нравится? А так?
- Нравится, но... Эру... Ооо... Ммм...
- А вот так? - продолжал безжалостный мучитель. - Если скажешь "нет", я тут же прекращу.
Румил закатил глаза, застонал и без единого протеста позволил унести себя в заросли кустарника.
...В Лориэне Гилморна запомнили надолго.
Александр Делавер
+безликий+
Сообщение: 260
Одежда: Одет просто, футболка и джинсы. Всегда ходит с сумкой и фотоаппаратом.
Репутация:
2
Отправлено: 05.04.09 21:31. Заголовок: АвторША!Но да, молод..
АвторША!Но да, молодец)))Вот таких девушек надо любить и оберегать ХДДДД Проды?
Алексей Воронской
домохранитель
Сообщение: 49
Одежда: белая рубашка с длинным рукавом, черные брюки, высокие сапоги; правая рука перебинтована
Репутация:
0
Отправлено: 06.04.09 03:43. Заголовок: Алекс, если очень хо..
Алекс, если очень хочется - то будет)) Но имей в виду, что если есть заказчик, то я его указываю... Нат, проды, проды)
«Миелофон», драббл, кроссовер «Гостья из будущего» и «Weiss Kreuz»
- Алиса! Алиса! ты нашла миелофон?.. - Да! – девочка победно улыбнулась. – Пойдем, покажу... Заинтригованный Коля последовал за ней. Девочка вела его в какой-то Всевышним забытый переулок, в заброшенный дом... Посреди комнаты на стуле сидел рыжеволосый человек, лениво стряхивающий пепел с сигареты на дорогой ковер. Алиса с гордостью подошла к нему. - Вот. - Что?! – Коля уронил челюсть. - Миелофон! - Шульдих, - мягко поправил ее мужчина. ~ Рад познакомится с тобой, мальчик! ~ промурлыкал в голове у Коли чей-то непонятный голос. А мужчина обольстительно улыбнулся.
- После меня у тебя были любовники, красавчик? - Были, - лаконично ответил Гилморн. Тиамат, "Демон из его грез"
В темноте узкая ладонь коснулась моей руки, и незнакомый голос попросил:
- На зажигай света.
В первый момент я едва сдержал возглас изумления и отпрянул инстинктивно, натолкнувшись спиной на дверь.
- Ключ у меня, - сказал таинственный незнакомец. - Я хочу поговорить с тобой.
Оказалось, он умудрился вынуть ключ из дверного замка прямо за моей спиной, так бесшумно, что я ничего не услышал. С таким же успехом он мог бы воткнуть кинжал мне в сердце, и я бы даже не успел понять, что умираю. Значит, убивать меня он не собирался, и я расслабился, поняв это.
А еще я понял, кому принадлежит этот красивый мелодичный голос, и перестал удивляться тому, как мой ночной гость сумел проникнуть в запертую комнату на третьем этаже гостиницы. Если хоть половина того, что рассказывают об эльфах, правда, то он мог влететь ко мне в окно вместе с облачком тумана или невидимкой пройти по коридору, полному людей. Значит, он не собирался и грабить меня - смешно предполагать, что кому-то из Перворожденных мог понадобиться кошелек богатого путешественника.
- Что могло понадобиться эльфу от смертного? - спросил я с интересом, безуспешно пытаясь разглядеть его во мраке.
Он подошел поближе. Глаза мои постепенно привыкли к темноте, и я различил его силуэт на фоне чуть более светлого прямоугольника окна. Высокий, с меня ростом.
- Ты знаешь, кто я? - задал он вопрос, с беспокойством, как мне показалось.
Похоже, дело, которое привело ко мне эльфа, весьма деликатного свойства, иначе он так не стремился бы сохранить инкогнито. Но я даже не подозревал, насколько деликатного...
- Ни малейших предположений, - ответил я честно. - Кроме того, что ты эльф. Тебя выдает голос и легкость движений. Мы встречались в Лихолесье?
- Я видел тебя, - лаконично ответил он.
На своем пути из Ривенделла я проезжал мимо владений короля Трандуила. Имя Джарида Аль-Хайди было ему неизвестно, но он заинтересовался, услышав о путешественнике из Харада, и меня пригласили к нему во дворец. За время моего пребывания в Лихолесье я видел, может быть, десятка два представителей этой благородной расы, но говорил только с пятью или шестью из них, включая самого короля Трандуила. Так что неудивительно, что я не узнал голоса моего собеседника.
Некоторое время он молчал, будто колебался, а потом неожиданно спросил:
- Это правда, что тебя привлекают мужчины?
Я помедлил с ответом. Вопрос меня не смутил, но меня уже предупреждали, что мужская любовь в северных странах не в почете. Более того, многим даже неизвестно о ее существовании.
- Я не имею обыкновения обсуждать свои личные пристрастия с незнакомцами, - сказал я осторожно, вложив в свою фразу намек на вопрос, но эльф его проигнорировал.
Он вдруг оказался совсем близко от меня, наклонился к моему уху и сказал, понизив голос, почти шепотом:
- Тебе нравятся мужчины и нравятся эльфы. Я видел, как ты смотришь на нас. Я знаю этот взгляд.
От его интимного тона, от легкого дыхания, коснувшегося моей щеки, по моей коже пробежали мурашки. Но я еще вполне владел собой, поэтому отозвался слегка насмешливо:
- Раз уж ты спрашиваешь, у нас в Хараде не видят ничего зазорного в том, чтобы так смотреть на мужчин. И не только смотреть, - не удержавшись, добавил я, чтобы его подразнить.
Он тихонько рассмеялся.
- Ты хотел бы получить в свою постель эльфа? - прошептал он мне на ухо, тронув мою руку повыше локтя.
Меня обдало жаром. Я никогда и предположить не мог, что получу такое недвусмысленное предложение от представителя старшей расы! Но изумлению я предавался лишь несколько мгновений, оно тут же уступило место нетерпеливому любопытству.
- Я правильно тебя понимаю? - спросил я, тоже бессознательно понижая голос, и положил руку ему на бедро.
Он не отстранился, наоборот, подался ко мне, так что задел меня коленом, и я снова вздрогнул. Это было еще не возбуждение, но я уже опасно приближался к данному ощущению. Попытавшись себя урезонить, я потерпел неудачу. Мысль о том, что я буду втянут в интрижку с совершеннейшим незнакомцем, пробравшимся ночью ко мне в комнату, тем более с одним из тех легендарных бессмертных созданий, которым вообще не полагается интересоваться людьми, - мысль об этом совсем меня не отрезвила, а только придала волнительной прелести происходящему.
- Ты можешь делать со мной все, что захочешь.
От его откровенности у меня голова пошла кругом. Бесстыдный эльф - разве может быть более невероятное и возбуждающее сочетание? Повинуясь неодолимому порыву, я обвил руками тонкую талию гостя и прижал его к двери своим телом. Он задержал дыхание, когда я поднял руку к его лицу и ласково провел кончиками пальцев по его губам, по щеке, по прядям распущенных волос. Волосы - шелк, кожа - нежный бархат, губы - лепестки роз... В темноте я не видел его лица, но оно, без сомнения, было прекрасно, так же как и стройное тело, прижимающееся ко мне.
- Я хочу видеть тебя, - мой голос уже звучал чуть хрипло от разгорающегося желания.
Он молча покачал головой.
- Скажи хотя бы свое имя.
Тот же ответ.
- Значит, я должен дарить свои ласки первому встречному, безымянному незнакомцу!
- Мне уйти?
Я все еще касался его губ и почувствовал, что он улыбается. Вместо ответа я поцеловал его, глубоко и страстно, раздвигая его губы своими и осторожно проникая языком в его рот. Я исследовал его, пробовал на вкус, пил его дыхание. Его рот был нежным, податливым, прохладным и свежим, как глоток воды в летнюю жару, но эта прохлада не могла остудить мой огонь, лишь заставляла его разгораться сильнее. То, что я не видел его, обостряло мои чувства. Мне кажется, никогда еще я так не отдавался поцелую, не чувствовал так остро каждого вздоха, каждого движения моего любовника. Вначале мой эльф не делал ничего, словно прислушиваясь к своим ощущениям, но потом стал отвечать на мой поцелуй, и губы его сильнее прижались к моим, а язык робко коснулся моего языка. Я дал ему вздохнуть и снова взялся за дело, смелее на этот раз, запрокинул ему голову и захватил его рот в горячий плен своих губ. Я слышал, как бьется его сердце - или это у меня кровь стучала в ушах?
Первый неясный звук, вырвавшийся у него, воодушевил меня невероятно. Я всунул ему колено между ног, осторожно потерся бедром о его промежность и был вознагражден приглушенным стоном удовольствия. Продолжая целовать его губы, я вытянул язык, насколько смог, и принялся ласкать его небо настойчиво и ритмично, продолжая двигать бедром. Это всегда действовало безотказно, и он застонал мне в рот, стискивая мою ногу коленями и повторяя инстинктивно мои движения. Лишь недостаток воздуха заставил меня оторваться от его сладких губ. Я принялся целовать уголки его рта, подбородок, шею... Когда я дошел до ямки между ключицами, нащупав ее за воротом рубашки, он прерывисто дышал, цепляясь за мои плечи и откидывая голову назад. Я был уже возбужден до крайности, и плен тесных штанов местного покроя начинал меня тяготить. Но я не спешил, стремясь продлить удовольствие, мои руки только поглаживали грудь и плечи эльфа, не спускаясь ниже. Его пах был прижат к моей ноге, и я чувствовал, что плоть его жаждет моих прикосновений. Но он не отвечал на ласки, может быть, хотел, чтобы я распоряжался им в эту ночь в соответствии с моими желаниями.
Я попытался расстегнуть его одежду и потерпел неудачу, чужеземные застежки, да еще в темноте, не желали подчиняться моим усилиям.
- Разденься, - попросил я хриплым голосом.
Мой эльф повиновался с готовностью, и я понял, что догадка моя была верна. Шорох одежды в темноте волновал мое воображение. О, я бы все отдал в этот момент, чтобы увидеть, как в первый раз обнажается передо мной прекрасное тело, обещающее неисчислимые наслаждения! Когда он начал расстегивать рубашку, мои ладони немедленно проникли под нее, на выпуклую гладкую грудь. Эльф издал полувздох-полустон и бросил на полпути свое занятие. Я нащупал его маленькие соски, и они затвердели под моими пальцами. Теперь он застонал по-настоящему и привалился к двери, чтобы не упасть. Я оказался перед неразрешимой на первый взгляд дилеммой - мне так не хотелось прерывать мои ласки, но я должен был дать ему раздеться, иначе как бы нам удалось продолжить? Но все разрешилось само собой - когда я наклонился и губами стал ласкать его сосок, эльф тихонько вскрикнул, и ноги его подогнулись. Я удержал его за талию и прошептал ему на ухо:
- Кажется, нам пора переместиться в постель, ты не находишь?
Он слабо кивнул, и я ощупью увлек его к кровати в дальнем углу комнаты. Раздеваясь, мы были так близко друг к другу, что все время соприкасались коленями, локтями, и каждое такое касание обжигало меня. Он оказался раздет на минуту раньше меня, и когда я выпрямился, отбрасывая в сторону свои штаны, он стоял вплотную ко мне обнаженный, и мне казалось, что я ощущаю его всей кожей своего разгоряченного тела. Мои руки жадно заскользили по его плечам, бокам, спине, я хотел увидеть его ладонями, запомнить все линии и изгибы его тела. Такое совершенное творение природы мне еще не встречалось! Гладкая кожа, без единого волоска, без единой родинки или неровности, юношеская фигура, гибкая и худощавая, прямые плечи, тонкая талия, всюду под кожей сильные мускулы, не слишком выступающие, но вполне ощутимые. Я опустился перед ним на колени и провел ладонями по его ногам, длинным и стройным, а потом с замиранием сердца коснулся паха. Здесь он тоже был совершенен, твердый и гладкий, оснащенный природой с любовью и щедростью. Его жезл страсти горделиво вздымался вверх, подрагивая от нетерпения. Повинуясь непреодолимому желанию, я обхватил его ладонью и коснулся языком головки с выступившей на ней тягучей каплей.
Эльф вздрогнул и был вынужден ухватиться за мои плечи, чтобы не потерять равновесия. Между тем я принялся ласкать его языком, проводя вверх и вниз по стволу, а он громко вздыхал в такт моим движениям и сильнее впивался пальцами в мою кожу. Я взял его в рот целиком, он застонал так жалобно, что во мне проснулась совесть, и я перестал его мучить и быстро довел дело до конца. Его сладкая влага наполнила мой рот одновременно с тем, как его сдавленный крик коснулся моего слуха. Эльф пошатнулся и чуть не упал, я подхватил его и уложил на кровать.
- Разве не я должен служить тебе? - прошептал он. - Приказывай.
Я поцеловал его и сказал:
- Встань на колени и обопрись на руки.
Шорох, скрип кровати, и вот он уже стоит на коленях спиной ко мне, открытый, полностью готовый.
- Ты когда-нибудь раньше это делал? - спросил я, целуя ложбинку на его спине, его приподнятые бедра, слегка сжимая руками упругие полушария его ягодиц.
- Не один раз, - ответил он, не оборачиваясь. Мне показалось, что он улыбается.
Эльф, искушенный в науке любви! Мне казалось, что желать его больше уже невозможно, но вожделение захватило меня еще сильнее, и мое орудие сладострастия томительно напряглось. Мои пальцы проникли между ягодицами эльфа, и он подался ко мне, безмолвно умоляя приблизить момент нашего соития. Я едва не вскрикнул от острого всплеска желания, когда коснулся его тесно закрытой дверцы наслаждений и почувствовал под пальцами влагу. Он уже был смазан заранее, и я не знал, когда он успел это сделать - когда ждал меня в комнате или, может быть, когда раздевался несколько минут назад. Я больше не мог сдерживаться и вошел в него одним медленным плавным движением. Горячая, влажная плоть охватила меня упруго и тесно, даря мне ощущение невыразимой сладости. Я входил в него сильными толчками, и он подавался мне навстречу с той же страстью и с тем же наслаждением. Мы завершили наш поединок одновременно, он излился мне в руку в тот момент, когда я наполнял его тело своим семенем.
В эту ночь я успел еще дважды овладеть им, покрыть поцелуями и ласками каждую пядь его великолепного тела и самому почувствовать его губы везде, где моя кожа пылала желанием. Рот его был не только нежным и податливым, он был еще и опытным. Мой эльф ласкал меня так умело и неторопливо, что я не сдержался и закричал во весь голос, когда он губами и языком принес мне долгожданное облегчение. Мои слуги, спавшие во соседней комнате, проснулись и принялись стучаться в мою дверь, пока я слабым голосом не отослал их обратно.
Перед рассветом он встал и начал одеваться. За открытым окном небо чуть заметно посветлело, и я уже различал силуэт моего любовника, видел, как двигаются его изящные руки, как он встряхивает длинными волосами. Я встал с постели, обнял его и поцеловал долгим поцелуем, полным надежды и мольбы.
- Ты придешь еще? - спросил я.
- Завтра, когда стемнеет, - ответил он, возвращая мне поцелуй.
Он взял мою ладонь и вложил в нее что-то тяжелое и круглое, покрытое крупными знаками. Мой покойный отец был купцом, так что я мгновенно узнал нуменорскую золотую монету. Когда-то на нее можно было купить породистого скакуна, а сейчас ее ценность наверняка еще возросла.
- Я не беру платы за любовь, - немного обиженно сказал я.
Он рассмеялся тихонько:
- Это не за любовь, а за молчание.
- Мне не нужны деньги. А если даже и были нужны, я бы не торговал своей честью.
- Прости, - шепнул он. - Прими это как подарок от безымянного незнакомца.
Он высвободился из моих рук и выскользнул в окно. На одно мгновение его фигура обрисовалась на фоне светлеющего неба, а потом он просто растаял в утреннем сумраке.
Я бросился на постель, все еще хранящую почти неуловимый запах его тела, какой-то слабый лесной аромат. Больше он ничего не оставил в моей комнате, ни одной забытой вещицы, ни даже оброненного волоска. День прошел в томительном ожидании, я только заглянул в ювелирную лавку и попросил пробить дырку в моем подарке, чтобы повесить его на шею. Длиннее и утомительнее заката, чем в этот день, я не знал. Кусая губы в нетерпении, я смотрел в окно на солнце, укатывающееся за горизонт медленно, как черепаха. Но когда погас его последний луч, и землю объяли сумерки, мой эльф вдруг оказался в моих объятиях, раньше чем я осознал момент его появления.
Я был охвачен страстью и возбужден еще сильнее, чем прежде, так возбужден, что даже не смог дойти до кровати и взял его прямо на столике у окна. Мой эльф, без сомнения, любил такие неистовые соития, потому что стоны его, приглушенные прижатой ко рту ладонью, не прекращались, пока я вонзался в его плоть с такой силой и яростью, каких я не знал со времен моей молодости. И снова мы наслаждались друг другом до утра, и снова он ушел перед рассветом.
Мы провели вместе семь ночей, которые я запомню до конца жизни. Я узнал его тело от кончиков пальцев до кончиков ресниц, но так никогда не увидел даже пряди его волос, даже края его одежды при свете. Он расплетал волосы перед приходом ко мне, снимал с себя все украшения, чтобы его нельзя было узнать. Он был очень осторожен и предусмотрителен, мой эльф. Ни разу он не замешкался и не дал даже проблеску зари застать его в моей комнате. И ни на один мой вопрос он не ответил, даже когда я спрашивал, хорошо ли ему. В ответ я получал лишь тихий смешок, довольное мурлыканье, поцелуй или просто таинственное молчание. Он с удовольствием слушал мои рассказы, но не задавал вопросов. Мой эльф вообще говорил редко, и я слышал его голос только во время любовных игр, когда он стонал или вскрикивал от наслаждения. Он не называл меня по имени - может быть, желая уравнять нас, ведь своего имени он тоже не называл; или так он пытался подчеркнуть непрочность и кратковременность нашей связи. Он никогда меня не просил, предпочитая мне подчиняться. Должно быть, ему нравилось чувствовать над собой чужую власть, снимать с себя самого ответственность, позволяя другому принимать решения. Я не спрашивал его об этом, чтобы ненароком не причинить ему боль, не пробудить в нем стыд и чувство вины. Ведь обычаи лесного народа не приветствуют такие отношения, иначе он не стал бы так оберегать свою тайну. Только в последний день я сказал ему:
- Может быть, ты хочешь поехать со мной? На моей родине мы открыто сможем быть вместе, и никто нас не осудит.
Мой эльф долго молчал, и я подумал, что мой вопрос, как всегда, останется без ответа. Но он все-таки заговорил:
- Между нами нет любви, только влечение тела.
- Любовь может появиться, - сказал я, просто чтобы что-то сказать.
На самом деле я знал это сразу - мы не подходим друг другу. Я был не тот, кто ему нужен, и во мне не было той силы и темперамента, которых он искал. К тому же, он эльф, бессмертный, а я давно уже перевалил за третий десяток, еще немного - и дни мои начнут клониться к закату. Но я не простил бы себе, если бы не задал этот вопрос.
- Мы не будем счастливы вместе.
Голос его был нежен, в нем не было печали. Я тоже не был слишком опечален. В конце концов, я и так получил больше, чем когда-либо мог мечтать. Прощание наше было горячим и долгим, полным жарких ласк и невысказанной благодарности друг другу. И он ушел, вернулся в свой волшебный лес, а я погрузился на корабль вместе со своими слугами, лошадьми и припасами и отплыл по реке Кельдуин на юго-запад, в сторону мифического Дорвиниона и моря Рун.
Мой прекрасный эльф так никогда и не узнал, что я раскрыл его тайну. Его выдала серьга в ухе, по ней я запомнил его в Лихолесье. У нас в Хараде мужчины нередко носят серьги в ушах или в носу, а здесь, на Севере, подобные украшения совсем не распространены. Поэтому я не мог не обратить внимания на стройного молчаливого эльфа, одного из тех, что встретили меня на границе Лихолесья, который носил в правом ухе сережку с голубым камнем, так подходящим к цвету его глаз. Я запомнил его легкую поступь, его сильные изящные руки, держащие лук, нежные черты лица, улыбчивые губы, разлет тонких бровей, золотые волосы, заплетенные в косы. Наверное, если бы мне предложили выбирать, я не смог бы выбрать никого другого.
Он снимал сережку перед тем, как прийти ко мне. Но он не учел, что пробитая мочка всегда чувствуется на ощупь. Так что уже в первую ночь я знал, кто он. И знал даже его имя, потому что при мне его окликали несколько раз. Но от Джарида Аль-Хайди никто и никогда не услышит ни единого слова о его приключении в Эсгароте. Я просто лелею в душе воспоминания о загадочном ночном госте, и его образ согревает мне сердце в дни одиночества и невзгод.
Мой эльф. Мой Гилморн.
Александр Делавер
+безликий+
Сообщение: 266
Одежда: Одет просто, футболка и джинсы. Всегда ходит с сумкой и фотоаппаратом.
Репутация:
2
Отправлено: 06.04.09 11:54. Заголовок: только не говори, чт..
Отправлено: 06.04.09 11:57. Заголовок: Это было бы кощунств..
Это было бы кощунство с моей стороны)))
Алексей Воронской
домохранитель
Сообщение: 51
Одежда: белая рубашка с длинным рукавом, черные брюки, высокие сапоги; правая рука перебинтована
Репутация:
0
Отправлено: 06.04.09 12:04. Заголовок: Натан Рал ага) Но во..
Натан Рал ага) Но вообще с творчеством Тиамат я уже хорошо знаком, она - один из любимых авторов... Драббл можно развить в неслабый аушный рейтинговый фик)) Но мне лень. И не настолько я извращенец, чтобы подобное писать по творчеству Булычева...
Александр Делавер Думаю, пока что его не существует, разве что в особых кинках))
Александр Делавер
+безликий+
Сообщение: 267
Одежда: Одет просто, футболка и джинсы. Всегда ходит с сумкой и фотоаппаратом.
Репутация:
2
Отправлено: 06.04.09 12:28. Заголовок: Натан Рал ну, кто те..
Его руки привязаны над головой к спинке кровати, он лежит на спине, полностью обнаженный, как в день своего появления на свет, колени раскинуты в стороны, под бедра подсунута подушка. "Так ты выглядишь лучше всего, эльф. Твое место - в моей постели, это все, на что ты пригоден", - господин говорит грубо, презрительно, и он чувствует, как щеки горят от стыда и унижения. И от возбуждения тоже. Его возбуждает собственная нагота, собственная бесстыдная поза, взгляд господина, полный откровенного желания, касания его длинных пальцев, его широкой ладони. Человек наваливается на него, вдавливая его своим телом в матрас, стискивая коленями его бедра, не давая ему пошевелиться. Он запрокидывает эльфу голову, жадно впивается в губы и не отпускает до тех пор, пока эльф не начинает задыхаться. Кажется, что его руки повсюду, они без устали ласкают беспомощное, распростертое тело - нагло, властно, уверенно. Сейчас человек действительно его господин, в его воле причинять боль и дарить наслаждение.
"Не смей закрывать глаза. Смотри на меня, мой сладкий. Я хочу видеть, как тебе это нравится!"
Запястья эльфа так туго стянуты тонкими кожаными ремешками, что они впиваются в нежную кожу при каждом рывке. Но он не может заставить себя лежать неподвижно, он дергается и рвется в путах, извивается, кусая губы. И стонет, стонет беспрерывно. Пальцы человека пробегают по его напряженной плоти, по тому, что ниже, проникают между ягодиц, и каждое касание обжигает, как огонь. Другая рука поднимается по животу к груди, начинает небрежно пощипывать сосок, и эльф со стоном выгибается дугой, откидывая голову и закатывая глаза. И в тот момент, когда ладонь господина обхватывает его член, горячий язык пробегает по груди эльфа, оставляя влажный след. Все тело эльфа сводит болезненная сладкая судорога. Он больше не может стонать, потому что горло перехватило, он больше не может издать ни звука, и только частые короткие вздохи вырываются из его полуоткрытого рта. А человеку все мало, и вот он крепче стискивает мужское достоинство эльфа, напоминая, кто хозяин его наслаждения.
Эльф чувствует, как большой и твердый член касается его ягодиц. Бессознательно он подается вперед, стремясь впустить его в себя, чтобы хоть как-то притушить огонь, разгорающийся в его чреслах. Но человек дразнит его, мучает по-прежнему, то упираясь членом в тесное отверстие между ног эльфа, то снова отодвигаясь. А руки его все так же неутомимо поглаживают нежную кожу, всюду, где он может дотянуться, дыхание обжигает грудь эльфа, и вдруг он прихватывает зубами его сосок, ласкает его языком, играет с ним губами, как с бусинкой, и эльф почти теряет сознание от острого, страстного желания.
"Скажи, что ты хочешь меня. Попроси меня, эльф!" - приказывает человек.
Эльф стискивает зубы, но тут пальцы проникают внутрь него, задевая точку сладострастного удовольствия, скрытую в его теле, и он вскрикивает. Еще и еще, в такт движениям пальцев, в такт тому, как человек прикусывает его сосок, один, другой, беспорядочно целует его, присасывается губами к чувствительной коже пониже уха, так что по всему телу эльфа распространяются волны дрожи. Вожделение становится мучительным, нестерпимым, оно туманит разум, жжет кожу, воспламеняет кровь, сводит мускулы. Он больше не может сдерживаться и в исступлении умоляет хриплым задыхающимся голосом: "Пожалуйста, господин... пожалуйста... Я сделаю все, что ты скажешь, только не мучай меня больше!" "Скажи, чего ты хочешь, эльф". "Тебя! Я хочу тебя! Возьми меня, мой господин, трахни меня, о Эру, я не могу больше терпеть, пожалуйста, умоляю, проклятье, Норт, ты меня убиваешь!" И тогда Норт ложится на него и одновременно с поцелуем в губы загоняет ему свой член на всю длину, и Гилморн кончает почти сразу, так велико его возбуждение. Но человек не собирается останавливаться, и сладкая пытка продолжается до тех пор, пока эльф, не помня себя от наслаждения, снова содрогается в оргазме, когда семя смертного выплескивается в глубине его тела...
Гилморн очнулся с криком и несколько секунд смотрел в темноту расширенными глазами, не понимая, где он и что с ним. Окончательно придя в себя, он глубоко вздохнул и попытался расслабиться, но ему это плохо удалось. Тело все еще было сведено сладострастной судорогой, будто бы Норт касался его наяву.
Этот сон снился ему с тех пор, как он вернулся в Лихолесье. Каждый раз, когда эльф отдавался грезам или дремоте, Норт являлся ему в ярких видениях и мучил снова и снова, заставляя сознаться в своем грехопадении. Все было как раньше, как тогда, в Мордоре, Норт не раз и не два развлекался так со своим пленником, но лишь во сне Гилморн его просил. Лишь во сне он, наконец, выговорил это, позволил себе умолять, унижаться, признать свое поражение. Во сне он желал Норта, желал страстно, так, будто это произошло с первой же минуты, когда он его увидел, или с первого же грубого и жестокого акта насилия, которое Норт над ним совершил.
Это все потому, что разговор их остался незаконченным. Потому что Гилморн так и не узнал, мог ли он изменить правила игры. И никогда уже не узнает. И как же долго этот демо
Все даты в формате GMT
3 час. Хитов сегодня: 0
Права: смайлы да, картинки да, шрифты нет, голосования нет
аватары да, автозамена ссылок вкл, премодерация откл, правка нет
Мне даже выкладывать влом...
- участник сейчас на форуме